Царь Русской земли! Если услышишь ты звон погребального колокола по убитому Григорию, то знай: если в моей смерти виновен кто-то из твоих родичей, то скажу: никто из твоей семьи, никто из твоих детей не проживет более двух лет. А если и проживет, то о смерти будет молить Бога, ибо увидит позор и срам Русской земли, пришествие антихриста, нищету и мор, порушенные храмы Божьи, святыни оплеванные, и каждый станет мертвецом…
Русский царь, убит ты будешь русским народом, а сам народ проклят будет и станет орудием дьявола, убивая друг друга и множа смерть по миру…
Три раза по двадцать пять лет будут разбойники черные, слуги антихриста истреблять народ русский и веру православную. И погибнет земля Русская…
И я гибну, погиб уже, и нет меня более среди живых. Молись, молись, будь сильным, думай о своей благословенной семье. Григорий».
И вновь потекли дни.
Время текло…
События текли мимо них, от них уже не завися, и ужасая бывших хозяев земли Русской тем, что все вокруг стало так быстро рушиться, страшно рушиться, и в такое короткое время.
К годовщине гибели Григория Распутина бывшая государыня Александра Федоровна украдкой передала в церкви записочку за упокой души раба Божьего Григория, а во время всенощной положила нательный крест Григория Распутина перед собой.
Глядя на всю свою семью, стоящую стройной шеренгой в церкви, она будет думать о том, какие они все хорошие… «Какие храбрые, какие хорошие… и никогда не жалуются, — такие, как Господь и наш друг хотели бы».
В то время как половина страны винила в их печальной судьбе «антихриста Гришку Распутина», семья бывшего царя видела причину несчастья своего и своей страны в другом.
«Вспоминаю ужасное 17е число… и за это тоже страдает Россия. Все должны страдать за все, что сделали, но никто этого не понимает».
Между листами семейной Библии государь бережно хранил последнее письмо Григория Распутина об ужасном будущем, которое ждет Россию и всю его семью. Государь часто перечитывал последнее письмо друга и не верил, не хотел верить, что все исполнится.
«Я твердо верю, что Господь умилосердится над Россиею, усмирит страсти. Я не допускаю мысли, чтобы те ужасы и бедствия, которые всех нас окружают, продолжались долго».
Тик-тик… так-так… тук-тук… стучали часы на столе свергнутого императора. Время Временного правительства истекло. Временная Россия стала Совдепией.
Война закончилась.
Наступил мир. Странный мир… Похабный мир.
«Ни мира, ни войны».
Большевики подписали с Германией Брестский мир.
{86} Один росчерк пера… и Россия сжалась в ужасе, растеряла бескрайние просторы своих земель. Великая империя стала маленькой… беспомощной, как несправедливо обиженный ребенок.
«Я очень мучаюсь, — пишет Александра Романова, все еще чувствующая себя матерью Русской земли, верной подруге Анне. — Боже, как Родина страдает! Бедная Родина, измучили внутри, а немцы искалечили снаружи… и без боя… во время революции. Если они будут делать порядок в нашей стране, что может быть обиднее и унизительнее? Только бы они не смели разговаривать об этом с нами…» 90
И вот однажды ей показалось, что они посмели.
В апреле, еще до начала весенней распутицы, в Тобольск приехали представители новой российской власти.
Время было плохое — все мысли обитателей дома были устремлены к постели бывшего наследника. Мальчик тяжело заболел.
Бывшему императору было велено немедленно собираться.
…и следовать туда, куда укажут!
Куда должны были везти Николая Романова? Ему не сказали.
{87}
Но и Николай Романов, и Александра Романова, и дети, и те, кто последовал за ними в тобольскую ссылку, были совершенно убеждены, что государя везут в Москву.
Все были убеждены, что государя попытаются заставить подписать Брестский договор и узаконить тем на все времена все брестские приобретения Германской империи.
Александра Федоровна Романова, немецкая принцесса и русская императрица решила ехать с мужем. В Тобольске она оставляла трех дочерей, она оставляла своего больного сына. Она знала, что может никогда их больше не увидеть в этой жизни.
Но она хорошо знала мягкий и податливый характер государя.
И боялась, что если начнут угрожать гибелью детей, государь может не выдержать, и подпишет все.
Она ехала, чтобы не допустить непоправимого.
Государыня Александра Федоровна простилась с детьми, с больным сыном, села вместе с государем и дочерью в поданную к губернаторскому дому крытую кибитку. Колеса скрипнули, завращались по темноватому, в первых весенних проталинах снегу все быстрее и быстрее.
Колеса вращались…
И уносили их в неизвестность.
Куда? Бывшая государыня думала — навстречу жертве, которую она должна была принести России. Но…
Жертва, на которую в душе решилась Александра Романова, не была принесена…
Вместо Москвы, новой столицы Страны Советов, их перевезут в Екатеринбург. Прибыв туда, они узнают, что им назначено поселиться в доме, принадлежащем инженеру Ипатьеву.
Ипатьевский дом!
Николай и Александра Романовы поняли: здесь, в родных местах Распутина, в Екатеринбурге, в этом доме за высоким частоколом глухого забора, им суждено окончить свои дни…
Последняя милость судьбы!
Скоро в дом Ипатьева привезут детей.
17 июля 1918 года исполнилось то, о чем знал Распутин. «Я умру, и царевич умрет. И царя уже не будет».
Прошло два года, и пули, пущенные в Распутина 17 декабря 1916 года, настигли законного наследника Российского императорского дома.
ФИНИТА ЛЯ ТРАГЕДИЯ
Весть о гибели бывшего царя и его семьи пошла высокой волной… и докатилась до Крыма. Там, в своих поместьях, спасались от завирухи Романовы… те немногие, которым удалось бежать и спастись. Был среди них и спаситель России, «горячий патриот» Маленький Феликс, который ни на шаг не отставал от Романовского семейства.
Поначалу жизнь катилась весело.
Морской бриз. Аи и белые брюки, пикники и сиреневые вечера за гитарой.
Потом пришли большевики…
Грубая, крестом обмотанная пулеметными лентами действительность, вторглась в череду изящно-неспешных дней.
Но пронесло…
Маленький гуттаперчевый принц сумел найти общий язык с темной и наивной чернью.
