Он сгрузил тела в два наполовину проржавелых бидона, которые ему указали. Вытащил из левого кармана перчатки. Ему сказали, что кислота может брызнуть в сторону. За бидонами он нашел другие бочонки, с кислотой, — согласно инструкции. Они были трехлитровые — легко с ними управляться. Он наполнил бидоны почти до самой кромки. Запечатал их.
Вернулся к «альфе», двигаясь к выходу со свалки, по направлению к грунтовой дороге. Там горел костер: деревянные ящики для фруктов и овощей. Он снял перчатки, бросил их в огонь.
Поднялся к грунтовой дороге. Издалека на него лаяла сидящая на цепи немецкая овчарка.
Инспектор Гвидо Лопес
МИЛАН
27 МАРТА 2001 ГОДА 16:20
«Это как с фотографиями мертвецов», — сказал он себе, когда смотрел туда.
Это вышло непроизвольно, как будто тайком взглянул на половые органы мертвецов.
Карло Лукарелли. «День за днем»
Киссинджер молчал. Буш-старший разговаривал с Горбачевым. Конференция: шесть старых кошелок, обсуждающих старые добрые времена. Ливан. Международный кризис. Оттепель. Берлин. Прочую чушь. Или же нет. Они говорили о другом, но Лопесу не удавалось ухватить суть. Они говорили о новом равновесии. Представители итальянских финансовых и политических кругов в партере обсуждали новые порядки, которым следует подчиняться.
В ложах — расслаблены. В партере — внимательны. Вокруг — сумасшедшая лихорадка. В зале — американцы, спецслужбы. И Лопес. Агенты в штатском снуют туда-сюда. По бокам лож стоят телохранители Больших Шишек.
Лопес переводил взгляд с места на место: ложи, партер, агенты. Ни на минуту не оставался в неподвижности. Продолжал входить и выходить. Коридоры с четырех сторон. Все спокойно. Перед туалетами. Пара американских агентов. Один молодой, другой постарше, оба — гиганты. Они разговаривали между собой. Американцев было легко узнать: даже в помещении они носили темные очки. Лопес знал, что это за очки: спектроскопическое видение, инфракрасные лучи — чтобы замечать все. Двое агентов у туалета проводили его взглядом, когда он быстрым шагом вернулся через главную дверь зала.
Внутри — Джордж Буш-старший говорит о своем сыне. Обмен остроумными репликами с Горбачевым, смех Горби и людей из партера, — все они приклеились к интерфону, чтобы слушать синхронный перевод, кроме сидящих в первом ряду.
Перес де Куэльяр поглощен болями в прямой кишке.
Карлссон — манекен из «Леттерман-шоу».
[24]
Солана — единственный серьезный.
Киссинджер — самый внимательный, самый скучающий.
Какой-то старик в партере чихнул. Все взгляды обернулись к нему. Ложная тревога. Американцы улыбались. Люди из итальянских спецслужб были более спокойны.
Вдоль стен, по бокам от лож — телохранители. Серые костюмы металлического оттенка, черные очки с инфракрасным видением. Человек двадцать.
Лопес снова собирался выйти в коридор, когда вдруг его охватило странное чувство. Он вернулся туда, откуда мог рассмотреть телохранителей с левой стороны от лож. Десяток людей, молчаливых, со скрещенными руками, с рациями. Один из них. Высокий. Лицо напоминало ему кого-то. Однако он не мог их знать. Ни один из них не был итальянцем. Телохранители Горби были американцами, так же как и телохранители Киссинджера, Буша и Переса. Карлссон привез своих из Швеции. Для Соланы — агенты НАТО.
Мужчина, третий слева. Глядит в противоположную стену. Не получается пересечься с ним взглядом, спрятанным за инфракрасными очками. Широкая челюсть. Тело ритмично двигалось от дыхания. Возможно, смутное сходство с кем-то. Возможно, с Вунцамом. Но Вунцам был блондин, а этот тип — черноволосый. Странное ощущение. Очевидно, ложное подозрение.
Он вышел в коридор.
У его агентов — никаких проблем. Поговорил с Сантовито, поговорил с Калимани. Все спокойно. Двое американцев перед туалетом. Молодой улыбался. Тот, что постарше, — тоже. Ему за пятьдесят. Что делает такой человек на охране туалета? Он решил окрестить их «Блюз Бразерс». Джанни и Пинотто из уборной.
Снова в конференц-зал, снова внутрь.
Ему не удавалось оторвать взгляд от фигуры телохранителя Киссинджера. Американское лицо. Так и виделось, как он жует биг-мак. Непроницаемое лицо, спрятанное за темными очками. Лопес заметил на себе взгляд этого типа. Лед. Напряжение. Где он его видел раньше? Он подумывал выйти и попросить у Сантовито список имен охраны. Но, возможно, это только ошибочное впечатление. Всего лишь напряжение, которое играет дурные шутки.
И тогда в ложе встал Генри Киссинджер.
Возможно, ему надо было пописать. Телохранители приготовились. Лопес не отрывал взгляда от своего телохранителя, который пристально смотрел прямо на него.
Генри Киссинджер начал спускаться по лесенке из ложи.
Тот телохранитель входил в охрану Киссинджера. Он двинулся следом, вместе с двумя коллегами. Они выйдут через боковую дверь ложи.
Это лицо. Эта походка…
Телохранитель Киссинджера обернулся. Глаза в глаза с Лопесом. Потом тот подошел к одному из своих коллег. Пара слов. Коллега обернулся.
Лопес, бледный, подошел ближе. Напряжение. Коллега остался стоять на месте, глядя на Лопеса. Киссинджер удалялся с другими двумя телохранителями. Лопес продвигался сбоку.
Киссинджер выходил через дверь, спиной к залу. Слева от него вдруг очутился один из трех людей из охраны, чтобы проверить коридор, — он обеспечивал свободную дорогу Киссинджеру. Человек, привлекший внимание Лопеса, на минуту задержался на пороге, прикрывая спину Киссинджера, — и обернулся, посмотрел на Лопеса. И тогда Лопес его узнал.
Это был человек из «мерседеса», тот, что убрал Ребекку. Тот, что был похож на Терцани. Он загримировался, но это был он. Это был человек Ишмаэля.
Быстро, молча. На двадцать секунд позже Киссинджера — наружу, в коридор. Он увидел Киссинджера со спины, по бокам от того шли телохранитель и человек Ишмаэля. Который повернулся и увидел его.
Между ним и Лопесом — третий телохранитель, тот, с которым до этого говорил человек Ишмаэля. Тот, что обернулся посмотреть на него.
Он остановился перед Лопесом. И задержал его.
Киссинджер поворачивал за угол — к туалету.
Это было одно мгновение. За спиной Лопеса — его агент. В глубине коридора — еще один агент. Лопес показал удостоверение телохранителю Киссинджера, который держал его рукой за грудки, не давал пройти. Лопес обернулся к своему человеку:
— Наручники на этого засранца! Уберите его от меня к чертям собачьим!
Тот послушался, подходил другой человек Лопеса.
