На углу, возле озера Тревес, была телефонная кабина. Над кабиной нависало голое кривое дерево, растительная летопись печали. В кабине воняло мочой. Между трещин в металлическом полу застоялась грязная вода. На трубке — толстый слой конденсата. Он набрал номер отдела судебной медицины.
Первый гудок. Он вспомнил желтушное лицо Арле — в первый раз, как его увидел. Тот вскрывал грудную клетку при помощи расширителя. Слышно было, как хрустят кости. В воздухе стоял запах формалина и еще какой-то сладковатый душок, от которого Монторси тошнило. Арле быстро смерил взглядом молодого Монторси с ног до головы, казалось, ему даже неудивительно было видеть перед собой человека такого роста; потом он снова повернулся к трупу, резко толкнул кость, сомкнув большие пальцы, и грудная клетка полностью раскрылась.
Второй гудок. В отделе судебной медицине вечно царит неразбериха, секретари часто ассистируют на вскрытии, и целая вечность проходит, прежде чем они подойдут к телефону. У Арле был скрипучий голос, как у человека, который говорит и одновременно вспоминает что-то, что произошло намного раньше. Если бы Монторси предложили сказать, с чем ассоциируется у него этот голос, он выбрал бы камень. Один из камней Валь-д'Аосты, на высоте примерно трех тысяч метров, серых, шероховатых, в трещинах, но уже забывших, что такое лед и что такое мох.
Третий гудок. Методичный подбор окружения, который годами практиковал доктор Арле. Стоять во главе отдела судебной медицины Милана значило обладать властью. Этот был животным, падким до власти. На Фатебенефрателли было известно, что у Арле существует противостояние с шефом. Иногда он руководил расследованиями. И он умел покровительствовать. Чтобы обладать властью, будь всегда на месте. Было достаточно странно уже то, что, когда нашли ребенка на Джуриати, Арле там не было. Что там были его помощники — люди, масляные от трупной жидкости, пропитавшей их. Волна утреннего отвращения вернулась к нему с новой силой. Он очухался после четвертого гудка, ощутив минеральную вонь мочи в кабине. Снаружи два старика несли в обеих руках какое-то неопределяемое на вид старье.
Пятый звонок.
Соединили.
Женский голос.
— Доктора Арле, будьте так любезны…
— Кто его спрашивает?
— Это инспектор Монторси.
Пауза. Три коренастых типа пробрели мимо, крича по-испански, и скрылись за углом. Игроки в пелоту, вероятно. Это там, на улице Палермо.
— Арле слушает.
— Добрый вечер, доктор. Это инспектор Монторси, не знаю, помните ли вы меня…
— А, тот молодой человек, да, помню. Из отдела расследований. Что я могу сделать для вас, инспектор Монторси? — Надтреснутый голос, который, как сумасшедший, бежит по городу, зажатый телефонными линиями.
— Я по поводу одного дела. Мы тут сдаем в архив некоторые папки.
— Да…
— Я хотел выяснить, перед тем как сдать в архив, следует ли просить дополнительного расследования. У меня задание просмотреть открытые дела…
— То есть вы хотите знать мое мнение?
— Видите ли, было бы очень любезно с вашей стороны…
— Там есть заключение? Вы хотите потребовать нового вскрытия? Вы имеете в виду новое вскрытие?
— Да, фактически да. Меня просили…
— Возможно, так делают все ваши коллеги — запрашивают наше мнение, прежде чем предпринять новое вскрытие… Я хуже знаю вашу работу…
— Да. Я понимаю. Именно поэтому…
— Да. Послушайте. Я занят в ближайшие дни. Назначить вам встречу с одним из моих ассистентов?
— Но… Лучше было бы, если б вы могли посмотреть…
— Понимаю. Это старое дело? Я им занимался?
— Да.
— Дайте подумать. Дело в том, что у меня на данный момент есть другая работа. Знаете, я вот-вот уйду…
— Уйдете?
— Да. Из отдела судебной медицины. Я ухожу с поста заведующего. Поэтому тороплюсь с последними поручениями. У меня полно дел.
— У вас есть свой кабинет, доктор? Если хотите, я приду к вам туда. Уверяю вас, это отнимет немного времени…
— Да. Ну, я не совсем…
— В больницу? Если вам так удобнее.
— Нет, лучше здесь. Будет отлично, если в студенческом городке. Приходите… приходите… ну, скажем… завтра. Вас устроит завтра?
— Утром, доктор?
— В десять. Жду вас в дирекции. Однако вы, как обычно, сначала позвоните секретарю. Чтобы я был в кабинете — мы же не будем встречаться в комнате для вскрытий. Ведь на этот раз не будет трупов, нет?
— Нет, доктор. Нет, только документы…
— Ну, тогда хорошо… Тогда до завтра.
— Да, до завтра.
Замысел был таков. Явиться с делом, еще открытым. Это было практически идеальное прикрытие. На пятом этаже ему дали поручение просмотреть оставшиеся открытыми дела и все их сдать в архив. Там было одно, которое позволяло встретиться с Арле. 1960 год. Август. Маура была в горах, в Бормио, а у него было трудное задание. Исчезла целая семья. Банковский управляющий. Национальный банк. Он выкрал миллионы. Через два месяца после подачи заявления был обнаружен труп в отводном канале Сан-Донато, на юге Милана. Зубной протез совпадал. Все гипотезы повисли в воздухе. Жену и детей не сумели найти. После осмотра зубов труп был похоронен с поспешностью, которая в то время показалась Монторси чрезмерной. В конце концов, могли выплыть и другие факты. Его нашли голым — разбухший труп, голубоватые склеротические вены неглубоко под кожей — натянутой, белой, как мел. Радужные оболочки разъедены, возможно, пантегамиями. Монторси сам видел парочку этих существ — они быстро всплыли на поверхность воды, — бесцветные глаза автоматов, темные, блестящие, застывшие волоски. Они снова нырнули в глухой водоворот между серыми растениями. Это был маслянистый полдень.
Итак, теперь он мог попросить Арле, чтобы тот подтвердил, нужно ли закрыть дело, поскольку за это время ничего так и не выяснилось — ни об управляющем, ни о его семье, ни о деньгах. Это было прикрытие, которое позволяло ему посоветоваться с Арле. Проверить, знает ли он что-либо о деле мертвого ребенка с Джуриати. И почему. Выяснить, что Арле там делал, со своими двумя ассистентами, — в полиции нравов, через два часа после обнаружения ребенка.
Стало быть, Арле уходит от руководства отделом судебной медицины. Монторси нахмурил брови. Это было странно: отдел судебной медицины давал огромную власть. Сколько он уже держит в своих руках всю верхушку отдела, этот сухопарый барон с залысинами, с седыми, слегка вьющимися волосами, в очках в толстой оправе, с желтой кожей, стеклянистыми зрачками? Монторси слышал о нем с тех пор, как поступил в полицию. То есть уже семь лет. Значит, он был там всегда. Может быть, даже с самой войны.
Под дождем Монторси немного встряхнулся. Быстрым шагом отправился к подъезду «Коррьере».
