Улыбаясь, подошел к тем двоим.
Протянул руку, пожал руки обоим, отдал отчет с улыбкой бесполезного лукавства. Почувствовал, что от улицы исходит какая-то раздражительность, как будто место может испытывать эмоции, ощущения.
Упомянул о расписании, решил спросить, есть ли новое задание. Ему задали вопросы о Монторси, он рассказал им все, что знал, и был изумлен, когда человек справа сделал первый выстрел из пистолета. Он скользнул назад, услышал за спиной неясный звук — его лицо выражало любопытство и неподдельное удивление, пока он падал. Затем последовал второй выстрел — далекое эхо мира, который ему больше уже не принадлежал, а потом раздался третий выстрел, и шарканье шагов, и запах мокрого асфальта, и еще одна, новая волна запаха мяты — и безразличия.
Инспектор Гвидо Лопес
МИЛАН
25 МАРТА 2001 ГОДА
08:50
Прекрасный дух, представший нам тогда,
Шел в белых ризах, и глаза светили,
Как трепетная на заре звезда.
Данте Алигьери. «Чистилище»
Ночь была ослепительной, и следующий день будет еще более ослепительным.
Когда все вокруг рушилось, открылся коридор, и Лопес смог дышать. Они нашли Ребекку. Шведку, которая встречалась в Гамбурге с Клемансо перед покушением на Киссинджера. И с Терцани, миланским связным Ишмаэля. Это была женщина, «идеальная для главной роли», о которой Клемансо писал Бобу в мейлах, обнаруженных в Париже. Лопес попросил, чтоб они вели поиски более интенсивно. Передал коллегам в Гамбург некоторые данные из писем Клемансо. Например, тот факт, что Ребекка имеет некое отношение к местности Банхоф. Коллеги из Гамбурга проверяли информацию через информаторов в Банхофе, но это ни к чему не привело. Тогда они сосредоточили свои усилия на педофильской среде, на всех тех документах по этому делу, которые способствовали операции по перехвату на следующий день в гамбургском порту. Обмен детьми оказался предприятием, которым заправляли представители организованной преступности. Сведения поступили из департамента Рур. Гамбургская полиция нравов не стала лезть выше: никаких расследований о заказчиках детей, обычное стоячее болото, добропорядочное общество все это замалчивало, в Германии, как и везде. Однако, разыскивая Ребекку по наводке Лопеса, они просеяли имена, даты, адреса, чтобы проверить, существует ли какая-то шведка, играющая роль связной между заказчиками и криминальной организацией. Так ее нашли. Ребекка Нёрстром, 34 года, проживает в Лондоне, работает в области финансов. Получили отчет о ее поездках в Германию. Они не знали, что она сейчас в Гамбурге. Информаторы заговорили. Власти нарушили непременный принцип «сдерживания»: не трогать второй уровень, добропорядочное общество. Коллеги из Гамбурга обещали указать местонахождение Ребекки, но теперь они подозревали, что что-нибудь в ходе операции в порту может не сработать. Они затронули уровень, который обычно не трогали. Информаторов задержали в комиссариатах. Боялись, что те заговорят, расскажут, в каком направлении собирается действовать полиция. Коллега из Гамбурга сообщил по секрету: если просочится подобная информация, отреагируют политические круги. Пока Лопес слушал его, он уловил также голос Сантовито в коридоре. Он пришел в ярость. В Милане, сказал Лопес, все происходит точно таким же образом: отреагировали политические круги. Операция в Гамбурге будет проведена в десять часов вечера следующего дня. Одновременно они будут отслеживать Ребекку. Лопес приедет в Гамбург? Да. Машина заберет его в аэропорту. Он будет следить за ходом операции. В его распоряжение сразу же предоставят Ребекку — для допроса. Лопес снова ощутил, как за несколько часов до конца его коснулось ледяное дыхание Ишмаэля.
Было три часа ночи, когда он вышел с Фатебенефрателли. Уровень адреналина понизился, но упадок сил не стал сильнее. Он прошелся вдоль окружной дороги, ожидая, пока на него опустится сон, — впустую. Остановился у ночной табачной лавки на улице Крема, позади своего дома. Попросил немного кокаина и получил его. Нюхал его в туалете, глубоко в ноздрях чувствуя жжение — меловое и дезинфицирующее. Во рту появился приятный горький вкус. Он заказал два пива. Разразился гневом: лицо Инженера улыбалось среди многочисленных образов. Подъехала патрульная машина, его узнали, поприветствовали и уехали в замешательстве. Унижение жгло его, накатываясь волнами: операция на складе в Пьолтелло была глупостью. В пять он вернулся домой. Он не спал. Думал о Гамбурге. О том, что он спросит у Лауры Пенсанти в больнице. О том, почему женщина с дипломом психолога кончила тем, что стала центральной фигурой в садомазохистской оргии. И о том, что связывает ее, Гамбург и шведку с темным и ослепляющим именем Ишмаэля.
Он вышел из дому в восемь. Ноги были как ватные, он чувствовал себя очень слабым. Он ничего не приготовил для Гамбурга, хотел вернуться в Милан, как только поговорит со шведкой. Нехотя заставил себя позавтракать, от молока стало кисло в горле. Больница находилась в десяти минутах ходьбы. Он зашел в кафе неподалеку. В девять был в отделении, куда положили Пенсанти. Перед палатой женщины он увидел агента в форме, который сидел, пристально глядя в пол. Тот встряхнулся, заметив Лопеса. Лопес сделал ему знак не вставать. Вошел без стука.
Лаура Пенсанти стояла рядом с железным шкафчиком, в легкой белой рубашке, бледная, с синяками под глазами, с голыми руками — запекшиеся следы ударов пересекали белую кожу, — она, казалось, была сделана из пластмассы, корка запекшейся крови видна на щиколотке. Она смотрела на Лопеса, как ребенок смотрит на незнакомую игрушку. Она снимала одежду с металлических плечиков. Лопес на мгновение снова увидел ее крутящейся на колесе, покинутую, в крови, — мрачный и светящийся водоворот.
Она положила одежду на кровать. Снова посмотрела на него.
— Вы — тот человек из полиции, который должен был прийти?
Лопес взял легкий алюминиевый стул, перетащил его ближе к кровати.
— Инспектор Гвндо Лопес. Как вы себя чувствуете?
Женщина теребила кончиками пальцев край рубашки, белой, небрежно брошенной на разобранную кровать. Она смотрела на Лопеса отстраненно, как будто его не существует.
— Хорошо. Ничего страшного, правда. Я могу идти. Врачи сказали мне, что я могу идти, вернуться домой.
Из окна — молочный свет.
— Я должен задать вам несколько вопросов. Это важно.
Она кивнула. Вспышка: струйка слюны, накануне ночью, на PAV, косо стекает у нее изо рта, в то время как колесо замедляет свой ход, а она уже больше ничего не чувствует.
Лопес:
— Я хотел спросить вас об Ишмаэле.
Глаза ее округлились. Она нахмурила лоб. Кожа была прозрачная, тонкая. Голубые вены едва заметно бились под кожей.
— О ком вы говорите?
— Ишмаэль.
На лбу ее, в самом центре, появилась складка. Молчание. Она покачала головой:
— В группе нет иностранцев.
Вспышка: Лауру Пенсанти снимают с колеса — мягкий мрамор, — маленькие алые ручейки текут по рукам, как слезы, плачущее тело.
