Пруна не сразу ответили, а когда ответили, послали его в задницу. Однако им были нужны деньги. Лопес дал им адреса: Лауры Пенсанти и Инженера. Попросил следить за обоими. Он будет часто звонить им по сотовым, чтобы получать отчет. В общих чертах объяснил ситуацию. Инженер — извращенец, в деле замешан ребенок. Лаура — жертва, ее надо защищать. Пруна отлично все поняли. Они сговорились на некой сумме и на хорошем обращении с третьим братом, который содержался в камере в Сан-Витторе. Слежка должна начаться немедленно. Пруна еще раз послали Лопеса в задницу, но потом сдались. Принципиальным вопросом было, чтоб никто не приближался к Лауре Пенсанти.
— А что делать с ее мужиком? Если у нее есть мужик, что мы, мать твою, будем делать, Лопес?
— У нее нет мужика.
Молчание. Они поняли.
— А на работе?
— Я вам плачу. Придумайте, как следить за ней на работе.
— И сколько все это будет продолжаться?
Он задумался. Сколько будет продолжаться?
— Пару дней.
Если окажется недостаточно, он увеличит сумму.
— А второй тип?
— Инженер? Достаточно, что вы будете за ним следить. Мы распутали его дело, мы прослушиваем его. Его сотовый телефон под контролем. Достаточно, чтоб он не приближался к Пенсанти.
— Мы должны сделать что-нибудь плохое с этим типом?
Он размышлял недолго.
— Нет. Нет, ничего не делайте. Достаточно, чтоб он не приближался к девушке.
— Но почему ты не поручишь это своим? — Второй Пруна смеялся на заднем плане.
— Так ведь вам есть нечего. Еды не хватает. — И Лопес засмеялся.
— Какой еды, Лопес? — И засмеялись все, они послали его в задницу, попрощались.
* * *
Ему дали пижаму, у него ничего с собой не было. Он не чистил зубов, у него был тошнотворный привкус во рту, слюна почти не выделялась — из-за папиросок и из-за напряжения. Он разделся. Отек на колене спал, но до синяков было больно дотрагиваться. Он думал о Лауре. О Брюсселе. Думал о багажнике «мерседеса». Он был уверен, что внутри, бледный и неподвижный, лежит ребенок — возможно, теперь он уже мертв. Возможно, тот человек освободился от него, как уже освободился от Ребекки.
Он улыбнулся всего на мгновение, прежде чем заснуть, вспомнив, как Лаура обозвала его «вялым хреном».
Он проснулся в семь. Зубы не чистил, рот вонял, как сточная канава, он прополоскал его с мылом, на языке остался горьковатый налет. Синяки стали получше, но ноги дрожали.
В половине девятого пришел Вунцам. Они вместе прочли расшифровку телефонного разговора с помощником секретаря Карлом М., Вунцам также передал ему досье на этого типа. Это была ксерокопия. Он все отксерокопировал. Тощий отчет. Карл М. предпринял некую политическую авантюру в составе партии зеленых четыре года назад, выставив свою кандидатуру на административных выборах в избирательном округе неподалеку от Монако. У него не вышло. Он работал на партию: организация, посредничество, координация разного рода. У него повсюду были связи: с людьми из Христианско-демократического союза, из СДПГ, с либералами. И не только с немцами. Он в совершенстве говорил по-английски и по-французски, понимал по-итальянски. Ни в каких преступлениях не замечен. Холост. 43 года. Его особняк находится в Монако ди Бавьера, но уже два года он живет в Брюсселе. Депутаты, на которых он работал, не участвовали в качестве главных действующих лиц в каких-нибудь схватках, которые могли бы послужить Лопесу указанием или подтверждением: ничего по делу о педофилии в Бельгии, ничего по наркоторговле, никаких особенных врагов. Депутаты всего лишь внесли несколько законопроектов. Один заинтересовал Лопеса — запрос о режиме налоговых льгот для церквей и сект. Он подумал об Ишмаэле, но секта Ишмаэля не имела никакого отношения к режиму налоговых льгот. Практически у них на руках не было ничего на Карла М., не считая перехваченных телефонных переговоров с Ребеккой. Он не знал, что делать. Приземлится в Брюсселе и попробует что-нибудь предпринять. Взвесил вариант: поговорить с Сантовито, чтобы получить какой-нибудь доступ к европарламентариям, — и отказался от этой мысли.
Позвонил Калимани, сообщил ему, что будет отсутствовать еще один день. Калимани не спросил, как идут дела в Гамбурге, настолько было ясно, что в Гамбурге все пошло плохо. Все пошло плохо, как в Милане, как в Париже. Сказал, что Сантовито на пределе из-за приготовлений к Черноббио. На Фатебенефрателли накануне вечером было нашествие агентов и чиновников сил безопасности американских спецслужб. Они наметили план. Сантовито отдал Калимани распоряжения. Американские спецслужбы, итальянские спецслужбы, карабинеры, полиция и отдел расследования — в качестве свободного защитника, как в футболе. Они вроде должны чувствовать себя в безопасности. Но ничто не было безопасным.
Лопес дождался десяти, чтобы позвонить на мобильник Пруна, тому, что следил за Лаурой. Тот дремал и послал его в задницу, сказал, что Лопес всучил ему дерьмовую работенку. Отрапортовал: спокойная ночь; в четверть десятого Лаура, которая полностью соответствовала описанию Лопеса, вышла из дома, пошла пешком к станции метро «Порта Романа», села на поезд по направлению к Корветто; в Корветто села на 93-й автобус, вышла на бульваре Пулье, у консультации, где работает; Пруна сделал вид, что записывается на консультацию в приемной, возвращался в здание, полное народа, через каждые двадцать минут; встретил ее один раз; кажется, все спокойно. Лопес позвонил другому Пруна, тому, что сидел на хвосте у Инженера: тот тип еще дома.
Позвонил Лауре. Она была занята с пациентом. Она сказала ему, что психотерапия в общественной больнице — это на практике акт общественной помощи. Лопесу показалось, что она смягчилась, она даже спросила, можно ли перезвонить ему днем. Он ответил, что его не будет в Милане и днем тоже, но что он ей позвонит. Она попрощалась с ним и при этом не обозвала «вялым хреном»: там был пациент, она не могла.
Вунцам проводил его в аэропорт. Сказал, что Хохенфельдера днем выпишут: его уже перевели в палату для выздоравливающих, явных повреждений не обнаружили. Лопес ответил, что рад этому обстоятельству, но что у него Хохенфельдер в печенках сидит. Вунцам улыбнулся, кивнул, сказал, что и у него тоже Хохенфельдер сидит в печенках.
На прощание они обнялись.
В час Гвидо Лопес приземлился в Брюсселе.
Американец
НЕИЗВЕСТНАЯ МЕСТНОСТЬ
26 МАРТА 2001 ГОДА
03:04
Шум разбитого стекла, потом взрыв, как от зажигательной бомбы.
Кен Фоллет. «Игольное ушко»
Кровь Ребекки обрызгала рукав пиджака и засохла. Маленькая коричневая полоска, которая раздражала его, пока он ехал. Американец зевнул, чтобы уменьшить напряжение. Уже много дней он спал всего по нескольку часов. Спал плохо. Скоро начнутся судороги в кистях рук, он чувствовал их приближение. Он поискал в кармане упаковку бензодиазепина, проглотил одну таблетку. Он начнет погружаться в сон, а нужно вести машину, — зато успокоится. Поглядел на себя в зеркало заднего вида: лицо жуткое. В Брюсселе он отдаст ребенка, и можно будет отдохнуть несколько часов, прежде чем забрать маленький труп и вернуться в Милан. Ишмаэль позвал его, он ответил на зов.
