– Знаете что-нибудь о мистере Скриппе? – спросил Вильям.
– Таттл Скрипп? Сын старого Таскла Скриппа. Последние семь лет возглавляет Гильдию Башмачников и Скорняков, – ответил Ваймс. – Хороший семьянин. Владеет старинным магазином в переулке Виксона.
– И это все?
– Мистер де Словье, это все, что Страже известно о мистере Скриппе. Ясно тебе? С теми людьми, о которых мы знаем много, тебе не захотелось бы познакомиться, поверь мне.
– А, – сказал Вильям и наморщил лоб, – но в переулке Виксона нет обувного магазина.
– Я о ботинках и не говорил.
– Фактически, там есть только один магазин, хотя бы отдаленно, э, связанный с кожей, и это…
– Да, именно он, – кивнул Ваймс.
– Но он продает…
– Все это считается «изделиями из кожи», – прервал его Ваймс и взял свою дубинку.
– Ну, да… и из резины… и… перья…. и хлысты… и такие маленькие поддерживающие штуки… – пробормотал, покраснев, Вильям. – Но…
– Ни разу не был там, но, полагаю, у капрала Ноббса есть их каталог, – сказал Ваймс. – Просто Гильдии Маленьких Поддерживающих Штучек не существует, хотя мысль интересная. В любом случае, мистер Скрипп очень милый человек и законопослушный гражданин, мистер де Словье. Прекрасная семейная атмосфера в этом магазине, как я слышал. Делает покупку того и этого и маленьких поддерживающих штучек такой же приятной, как покупка кулька мятных конфеток, без сомнений. И я слышал, что первым действием мистера Скрипа на посту Патриция будет помилование лорда Ветинари.
– Что? Без суда?
– Разве не прелестно? – ответил Ваймс неестественно веселым голосом. – Отличный первый шаг для вступления в должность, а? Новый старт, с чистого листа, что толку ворошить грязное белье? Бедняга Патриций. Перетрудился. Съехал с катушек. А все оттого, что мало бывал на свежем воздухе. И так далее. Его можно будет убрать подальше в какое-нибудь тихое место и как можно скорее забыть об этой неприятной истории. Какое облегчение, а?
– Но вы же знаете, что он не…
– Знаю? – переспросил Ваймс. – Вот это моя официальная дубинка. Если бы это была шипастая палица, то и город был бы другим. Мне пора идти. Вы сказали. Что предавались размышлениям. Возможно, вам стоит подумать еще.
Вильям смотрел, как коммандер уходит.
Сахарисса, наконец, взяла себя в руки, возможно потому, что никто больше не пытался ее утешить.
– Что нам теперь делать? – спросила она.
– Не знаю. Газету, наверное. Это наша работа.
– Но что будет, если эти бандиты вернутся?
– Не думаю, что они рискнут. Это место теперь под наблюдением.
Сахарисса начала собирать бумаги с пола.
– Думаю, мне будет лучше, если я займусь чем-нибудь…
– Молодец.
– Особенно, если ты надиктуешь мне пару абзацев о недавнем пожаре.
– Отто сделал отличную картинку, – вспомнил Вильям. – Верно, Отто?
– О, та. С ней фсе ф порятке. Но…
Вампир разглядывал свой иконограф. Аппарат был разбит.
– Ох, мне так жаль, – сказал Вильям.
– У меня тругие есть. – Отто вздохнул. – Снаете, я тумал, в польшом городе путет легко, – сказал он. – Я тумал, тут цифилисация. Мне гофорили, сдесь, в польшом городе, за топой не приходят толпы с колами и филами, как у нас тома в Schuschein. Я хочу скасать, я пытался. Поги снают, пытался. Три месяца, четыре тня и семь часоф ф телеге. Я просил фсе! Даже плетных леди ф собпласнительных черных крушефных отешдах с облегающими фельфетовыми лифами, и ф таких, снаешь, маленьких потинках на фысоких каплуках – и это мучит меня, что уж тут гофорить… – он грустно покачал головой, глядя на свою испорченную рубашку. – А теперь фсе переломано, и моя лучшая рупашка фся саляпана… крофью… салита красной, красной крофью…темно-красной крофью… крофью… салита крофью… крофью…
– Быстро! – крикнула Сахарисса, протиснувшись мимо Вильяма. – Мистер Доброгор, держите его руки! – она сделала знак гномам. – Я была готова к этому! Вы, двое, держите его ноги! Соня, у меня в ящике стола лежит большой кусок кровяной колбасы!
– …О, я пойту на фосхот, Шиткость шисни меня не софет… – затянул Отто.
– О боже, у него глаза начинают гореть красным светом! – воскликнул Вильям. – Что нам делать?
– Может, опять отрезать ему голову? – предложил Боддони.
– Очень глупая шутка, Боддони! – огрызнулась Сахарисса.
– Шутка? Я что, улыбаюсь?
Отто встал, гномы, ругаясь, повисли на нем.
– Скфось дошть и пурю мы пойтем на пой…
– Он силен, словно бык! – пропыхтел Доброгор.
– Постойте, может, поможет, если мы подпоем? – крикнула Сахарисса. Она порылась в своей сумке и достала тонкую синюю брошюру. – Я взяла ее сегодня утром в Лиге Трезвости в Боенном переулке. Это их книжка с песнями! И, – она опять начала всхлипывать, – это так ужасно, она называется «Пойти на Восход» и это…
– Ты хочешь, чтобы мы песенки пели?! – возмутился Доброгор, которого отчаянно отбивающийся Отто уже оторвал от пола.
– Чтобы морально поддержать его! – Сахарисса промокнула глаза носовым платком. – Вы же видите, он борется! А ведь он уже однажды отдал за нас жизнь!
– Да, но потом взял ее обратно!
Вильям нагнулся и подобрал что-то, валявшееся среди обломков иконографа Отто. Имп убежал, но нарисованную им картинку можно было разглядеть. Похоже, на ней было…
Не очень хорошее изображение того, кто назвался братом Гвоздем; в недоступном человеческому глазу свете его лицо выглядело просто как бледное пятно. Но тени за ним…
Он пригляделся.
– О, боги….
Тени у него за спиной были живыми.
Шел дождь со снегом. Брат Гвоздь и сестра Тюльпан бежали, скользя под ледяными каплями. Позади во мраке заливались свистки.
– Скорее! – крикнул Гвоздь.
– Эти …ные мешки тяжелые!
Теперь свистки раздавались и с другой стороны. Такого мистер Гвоздь не ожидал. Стражники не должны проявлять энтузиазм или хорошую организацию преледования. Ему и раньше доводилось убегать от стражи, когда планы срабатывали не совсем так, как ожидалось. Обычно стражники добегали до второго угла и сдавались, переводя дыхание. Он был зол. Местная Стража все делала не так.
Он заметил, что сбоку появилось открытое пространство, заполненное влажными крутящимися снежными хлопьями. Внизу раздавались хлюпающие звуки, как будто у кого-то скрутило живот.
– Это мост! Бросай их в реку! – крикнул он.
– Я думал, мы должны найти…
