Но для Джека Донахью это мероприятие было особенным — личным.
Джек и сейчас думает об этом, понимал Пирсон; он уже видит, как все это будет происходить.
«Линкольн» минует Мемориал-бридж, медленно проедет по Джефферсон-драйв к кладбищу: пологие склоны холмов справа и ряды белых крестов впереди.
Затем сенатор, его родные и близкие друзья выйдут из автомобилей; Донахью оправит на себе пиджак, вынет из машины две красные гвоздики и пойдет туда, а остальные задержатся, давая ему возможность подойти к памятнику в одиночестве.
Терраса из полированного гранита справа и обрыв к Потомаку; вдалеке сияющие здания Вашингтона. Перед Донахью восемь гранитных ступеней — Пирсон пересчитывал их каждый год. Затем поворот налево, и блеск гранита вдруг сменяется белизной мрамора; последние ступени, а за ними — прямоугольник из необработанных гранитных плит. Две таблички слева и справа, третья, побольше, — посередине:
ДЖОН ФИЦДЖЕРАЛД КЕННЕДИ
1917–1963
И за ней — Вечный огонь.
Секунд десять, или чуть дольше, Донахью будет глядеть в небо, потом опустится на колени и положит две гвоздики у края центральной таблички.
Одну — президенту, убитому в Далласе, а другую — морскому лейтенанту, погибшему в Тихом океане во время Второй мировой войны.
Потом Донахью встанет на ноги, и семья присоединится к нему; Кэт слева, дочки по обе стороны от них.
До сих пор, думал Пирсон, он помнит то место и тот день, когда Джек рассказал ему.
Я открою тебе кое-что, сказал Джек; вдруг об этом пронюхает оппозиция, вдруг они попытаются использовать это против меня. Учти — я ведь католик.
О чем ты, спросил Пирсон; что такое ты хочешь мне рассказать? Почему ты считаешь, что я должен знать об этом?
Потому что мы работаем вместе, ответил Джек. И рассказал ему.
О том, что его родители дружили с Кеннеди, хотя это и так все знали. О том, что его отец был хорошим человеком, но не политиком — об этом Пирсон тоже слышал. О том, что его отец не был его отцом, — а вот это было для Пирсона новостью.
О том, что его настоящий отец и Джон Кеннеди вместе служили в Тихоокеанском флоте — это Пирсон проверил. О том, что спустя три недели после чудесного спасения Кеннеди с тонущего катера отец Джека Донахью погиб в бою при сходных обстоятельствах. О том, что в это время мать Джека уже носила его под сердцем, хотя отец об этом так и не узнал. О том, что ее взял замуж благородный друг семьи — он-то и дал ему свое имя.
Поэтому раз в году, в холодном месяце феврале, Джек посещал Бостонское кладбище, где покоился взрастивший его человек. И также раз в году, когда стояла августовская жара, он приезжал в Арлингтон и отдавал дань памяти отцу, погибшему в бою и потому не имеющему собственной могилы, куда его сын мог бы положить цветы.
Когда Джек занялся общественной деятельностью, в стране царила консервативная, пуританская мораль, и обстоятельства его рождения, стань они известны, навеки закрыли бы перед ним выбранный путь. И теперь, двадцать пять лет спустя и через сорок пять лет после того, как его отец отдал свою жизнь за родину, могли найтись люди, которые не постеснялись бы потревожить его дух и воспрепятствовать его сыну занять пост президента.
— А если кто-нибудь спросит? — Это был юрист, призванный ограждать Донахью от нападок со стороны.
— Раньше ведь не спрашивали.
— Но раньше Джек не вступал в борьбу за президентство.
Они замерли, ожидая.
— Спросят, так скажем. — Донахью снял ноги со стола, подошел к холодильнику и достал оттуда еще пива для всех. — Черт побери, мне нечего стыдиться. Может, они и так уже все знают.
Полчаса спустя совещание закончилось; Донахью прощался со всеми, не вставая с места, пока в комнате не остались только он да Пирсон. В Рассел-билдинг царила тишина — не слышно было ни голосов, ни шагов, отдающихся эхом среди мраморных стен.
— Ну, как все движется, Эд?
Каково настоящее положение дел? Каковы наши реальные успехи?
— Осталось только объявить.
— А как насчет встречи Джона с адвокатом Лаваля?
— К Лавалю уже подкатывались все остальные кандидаты и еще несколько закулисных деятелей, но он ни с кем не вступал в контакт.
— И это значит?..
— Что, если понадобится, он будет твой.
Так как же, Джек? Что еще ты хочешь у меня спросить?
Донахью сидел на кресле боком, поглядывая то в окно, то в камин.
— Ты когда-нибудь думаешь о смерти, Эд? Вспоминаешь о том, как твой отец умер и ты понял, что уйдешь следующим?
— Такие мысли бывают у всех, — мягко ответил Пирсон.
— Я имею в виду не смерть в окружении собственных внуков, с любимой собакой у кровати.
Час максимальной опасности, подумал Пирсон.
— То есть не ту, которая позволила бы тебе в мире предстать перед Творцом? — спросил он.
— Ну да.
— Но ты же католик, Джек. Я не подумал бы, что это может тебя беспокоить. Мне казалось, ты уже прошел через это во Вьетнаме.
Донахью повернулся, взглянул на него и рассмеялся.
— Ты прав, Эд, я через это прошел. Теперь я бессмертен.
Стояла темная ночь, и в окне висел тончайший ломтик месяца. Эти картины вновь преследовали его — так бывало всегда, стоило ему только расслабиться. Кэт лежала рядом и как будто спала — глаза закрыты, но на самом деле бодрствует и боится протянуть руку, спросить, что его беспокоит.
Он был в воде, старался удержаться на поверхности, а японский эсминец надвигался на него во тьме, и вокруг тонули люди.
Он поднимался вверх по реке, вокруг кипел бой, но они уже почти спаслись. И тут по радио раздался голос, говорящий, что вертолетам не пробиться к группе разведчиков позади, что их не удастся спасти.
Он сидел в машине — весь мир перед ним, а где-то во мраке ждет снайпер.
Он заставил себя унять дрожь, сказал себе, что разбудит Кэт. Так разбуди ее, сказал ему внутренний голос, вспомни, что говорил Эд. Ведь она нужна тебе не только для того, чтобы опираться на ее трезвые суждения во время борьбы за президенство. Больше всего она нужна тебе тогда, когда ты одинок и испуган, когда тебе необходимо разделить с кем-то свои страхи.
Он закрыл глаза и попытался уснуть.
* * *
Митчелл покинул Национальный аэропорт в семь утра и вернулся в восемь вечера. В полдевятого он уже был на своем катере.
«Ромулус», «Экскалибур» и «Небулус», сказал Хазлам; «Небулус», возможно, в Лондоне.
Никаких следов «Экскалибура», сказал ему бывший служащий Первого коммерческого после двухчасового сидения за компьютером, но «Ромулус» — это один из особых счетов для перевода денег за океан, а «Небулус» — счет БКИ в Лондоне, куда перечисляются эти деньги, так что «Экскалибур» вполне может оказаться следующим звеном этой цепочки.
