Потому что даже тогда им не удастся узнать ничего нового…
Потому что все, чего добьются «феды», — это отпугнут виновных…
Потому что иногда приходится нарушать законы…
И потому, что дело связано с Митчем, то есть носит личный характер…
— Есть проблемы? — спросил Донахью.
— Только одна: пронести аппаратуру в Рассел-билдинг без ведома охраны.
Электронные детекторы стояли на каждой двери, а также на подземной железной дороге, связывающей здания Капитолия между собой.
— Много аппаратуры?
— Один портфель.
— Это можно, — сказал Донахью. — Есть место, где сумки не проверяют.
Потому что этот путь предназначен только для избранных.
— Где?
— На входе с автостоянки для сенаторов.
* * *
В кабинете Бретлоу было тихо. Он сидел в кресле и наслаждался покоем. Это было непросто, но он обо всем позаботился. Через шестнадцать часов Донахью вылезет из машины и пойдет один по гранитной дорожке к памятнику в Арлингтоне. А еще через тридцать секунд последняя опасность, грозящая «черным» счетам, будем устранена.
Пакет положат в одну из ячеек у платформы номер тринадцать на Юнион-Стейшн — замки там цифровые, так что с ключами проблемы нет. Один человек оставит два пакета, другой заберет первый из них и передаст дальше, даже не зная, что в нем бомба, хотя он узнает об этом позже.
Конечно, в Арлингтоне, особенно у памятника, будет охрана, но это ерунда. Человек со специальной выучкой проскользнет туда и обратно так быстро, что охранники за это время не успеют даже помешать кофе или закурить сигарету.
Металлические урны для мусора сбоку от ступеней, ведущих к месту последнего упокоения знаменитого президента. Перед визитом Донахью никаких осмотров не будет. Другое дело, если бы он был президентом или хотя бы кандидатом на этот пост, но пока он только сенатор.
Агент-оператор заберет с Юнион-Стейшн второй пакет, где будет устройство дистанционного управления. Затем приедет Донахью с сопровождением, и всех остальных посетителей удалят. Донахью пойдет к памятнику один, а оператор затеряется в толпе.
Оператор — единственный, кто узнает, что жертвой является Донахью, и то после его прибытия. Однако оператор из Северной Виргинии и не моргнет глазом, взрывая Донахью, потому что тот либерал.
Ящики внутри ящиков, и ни одна пара не связана между собой. Есть и дополнительные заслоны, которые помешают выйти на Бретлоу и Управление.
Он пересек комнату и налил себе виски.
Спасибо, мистер Бретлоу.
Не стоит, Мак.
* * *
Может быть, биологические часы говорили ему, что сейчас полночь, хотя было шесть вечера, а может быть, душой он был еще в Милане: так или иначе, ему чего-то не хватало. Хазлам покинул Холм и прошел триста ярдов до Юнион-Стейшн. Вокруг кишела толпа, закусочная на нижнем этаже была набита народом. В Вашингтоне начался туристский сезон, невольно подумал он.
В чем дело, Дэйв? О чем ты думаешь?
Он пробрался через толпу, едва замечая запахи и звуки. Миновал закусочную и поднялся наверх; оглядел ларьки и народ вокруг, пригородных жителей, ожидающих поезда, и автоматические камеры хранения вдоль стены.
Итак, логика: Бенини, Росси, Манзони, Митч. Все они знали о счете «Небулус». Знали о нем и Умберто, Марко и Франческа, но они не подозревали о том, насколько это знание важно. Знал и он, и другая сторона понимала это, так как он был связующим звеном между Бенини и Митчем. Стало быть, он следующий.
Он купил себе банку безалкогольной шипучки и присел на одну из скамеек у платформы. Место было оживленное: сидящая рядом женщина читала «Ньюсуик», около скамьи играли дети, а родители пытались унять их. Кто-то вынимал вещи из камеры хранения.
Нет, следующий не он, внезапно подумал Хазлам.
Он покинул Юнион-Стейшн и быстро вернулся в Рассел-билдинг. Служащие уже ушли, Донахью был на каком-то приеме, и Пирсон остался один.
— Хотите кофе? — спросил Хазлам.
Пирсон понял.
— Хочу.
Они вышли в коридор и принялись расхаживать.
— Что у вас запланировано на ближайшие несколько дней, Эд?
Почему я — Пирсон взглянул на него. Почему Хазлама интересует именно он? Догадка пришла мгновенно, и кровь отхлынула от его щек. Бенини, затем Росси и Манзони, потому что они были связаны с Бенини. Митч из-за своего отчета. Он сам, потому что он давал задание Митчу. Если, конечно, Митч что-то нащупал и другая сторона знает об этом — а она знает, так как Митч мертв.
— Мне и в голову не приходило. — Он глубоко вздохнул, стараясь держаться спокойно. — Завтра обычный график. Сюда к половине восьмого, обычные встречи до половины десятого. С десяти до одиннадцати — Арлингтон, затем рядовая кабинетная работа до часа. С часу до двух ленч с финансистами, может слегка затянуться. Затем обратно сюда. Работа часов до восьми.
Он пожал плечами, затем мысленно перевернул страницу своего дневника.
— А зачем вам в Арлингтон? — спросил Хазлам.
— Ежегодное посещение Джека.
— Вы всегда ездите с ним? — Потому что если так, то противник может знать об этом и попытаться использовать это.
— Конечно.
— А еще кто?
Пирсон снова пожал плечами.
— Его жена и семья.
— Что он там делает?
— Он ходит к памятнику Кеннеди.
— Каковы его обычные действия у памятника?
Я должен знать, как это происходит, — иначе я не пойму, как противник может использовать это, чтобы добраться до вас.
— Он кладет туда цветок.
— Почему?
— Что значит «почему»? — это была первая попытка ускользнуть от ответа.
— Почему Джек Донахью кладет цветок к памятнику Кеннеди?
— Так поступают многие политики. — Боже мой — это было на лице у Пирсона. Вы что, никогда там не были? Никогда не видели, как там собираются люди — стоят и смотрят, а некоторые опускаются на колени и крестятся.
Конечно… это было в улыбке Хазлама. Извините за вопрос.
Пирсон кивнул.
— В четверг примерно то же самое. Сюда к половине восьмого, встреча с Джеком в девять…
— Но почему завтра?
— Что «почему завтра»?
— Вы говорите, это ежегодное посещение. Так почему именно завтра?
А почему бы нет? Снова пожатие плечами.
— Он всегда выбирает этот день. — Пирсон продолжил рассказ о своем графике. — Встреча с представителями Демократической партии в двенадцать, совещание комитета в два…
