— Который час? — спросила она.
— Три. — Он дернул полотнище занавески. — Три часа дня. Ты поспала достаточно. Пора.
«И золотая цепочка, — думала она, — а на ней медальон, засунутый под рубашку».
— Как твой рот? — спросила она.
— Увы, кажется, петь мне отныне будет трудно.
Он подошел к старому крашеному платяному шкафу, вытащил оттуда и положил на стул синее платье.
Никаких следов от вчерашнего на лице у него не осталось, только под глазами залегли усталые тени. «Он не ложился», — подумала она и вспомнила его за столом, целиком поглощенного бумагами.
— Помнишь наш разговор, перед тем как ты отправилась спать? Когда встанешь, мне бы очень хотелось, чтобы ты надела этот наряд, и новое белье надень, пожалуйста. вот оно — в коробке. Сегодня, по-моему, тебе пойдет синий цвет и распущенные волосы. Без всяких пучков.
— То есть кос.
Оп оставил без внимания поправку.
— Всю эту одежду я тебе дарю. Для меня большая радость советовать тебе, что надевать и как выглядеть. Сядь, пожалуйста. И оглядись вокруг.
На ней ничего не было. Натянув до подбородка простыню, она опасливо села. Неделю назад, на пляже, он мог разглядывать ее тело сколько душе угодно. Но это было неделю назад.
— Запоминай все хорошенько. Мы — тайные любовники и провели ночь здесь, в этой комнате. Произошло все так, как произошло. Мы встретились в Афинах, приехали сюда, в пустой дом. Никого не было — ни Марти, ни Майка, никого, только мы одни.
— А ты-то кто?
— Мы поставили машину туда, куда Ал самом деле ее поставили. Над крыльцом горел свет. Я отпер входную дверь, и мы, держась за руки, поднялись по парадной лестнице.
— А вещи?
— Два предмета. Мой баул и твоя сумка через плечо. Я нес все это.
— Тогда как же мы держались за руки?
Она думала поймать его, но такая точность ему только понравилась.
— Сумку с лопнувшим ремнем я нес под мышкой правой руки и в этой же руке — баул. От тебя я шел справа, а моя левая рука оставалась свободной. В комнате все было так, как теперь. Едва переступив порог, мы бросились друг другу в объятия. Мы не могли дольше сдерживать нашу страсть.
Сделав два больших шага, он очутился возле кровати; порывшись в сброшенном на пол постельном белье, он извлек ее куртку и показал ей. Все петли на ней были порваны, двух пуговиц не хватало.
— Экстаз, — сказал он так буднично, словно экстаз был всего лишь днем недели. — Можно это так назвать?
— Можно назвать и так.
— Значит, экстаз.
Он бросил куртку и позволил себе сдержанно улыбнуться.
— Хочешь кофе?
— Кофе — это было бы отлично.
— Хлеба? Йогурта? Маслин?
— Нет, только кофе. — Когда он уже подошел к двери, она окликнула его. — Осси, прости, что я ударила тебя. Ты должен был, как истинный израильский агрессор, нанести превентивный удар и сбить меня с ног, так чтобы я и ахнуть не успела.
Дверь захлопнулась, она услышала его шаги уже в коридоре и подумала, вернется ли он. Как во сне, она осторожно выбралась из постели. «Цирк, — думала она. — Танцы на панихиде». Вокруг себя она видела следы их воображаемого пиршества: в ведерке со льдом лежала бутылка водки, на две трети полная; два использованных стакана; ваза с фруктами; на двух тарелках — яблочная кожура и виноградные косточки. На спинке стула висит красный пиджак. Щегольский черный баул с боковыми карманами — необходимая часть экипировки молодого мужчины, успешно продвигающегося по служебной лестнице. На двери висит короткое кимоно стиля карате; тяжелый черный шелк — парижская фирма «Гермес» — это тоже его. В ванной ее школьная косметичка примостилась рядом с его лайковым несессером. Из двух имевшихся полотенец она выбрала сухое.
Синее платье, когда она разглядела его как следует, ей очень понравилось: хлопчатобумажное, плотное, со скромным закрытым воротом и совсем новое — даже завернуто в фирменную бумагу «Зелид. Рим — Лондон». Белье было как у дорогой кокотки — черное, размер угадан точно. Рядом на полу стояла новенькая кожаная дорожная сумка на ремне и пара красивых сандалий на плоской подошве. Она примерила одну сандалию. Подходит. Оделась и принялась расчесывать щеткой волосы. В комнату вошел Иосиф с кофейной чашкой на подносе. Какая удивительная походка — он мог ступать тяжело, а мог так бесшумно, что хотелось крикнуть: «Звук!» И красться он тоже умел мастерски.
— Должен тебе сказать, что ты прекрасно выглядишь, — заметил он, ставя поднос на стол.
— Прекрасно?
— Замечательно. Восхитительно. Блестяще. Ты видела орхидеи?
Нет, не видела, но сейчас увидела, и сердце у нее дрогнуло, как тогда, на Акрополе; к вазе с золотисто-рыжими цветами был прислонен белый конвертик. Подчеркнуто неторопливо она завершила причесывание, затем, взяв конверт, уселась с ним в шезлонге. Иосиф все продолжал стоять. Распечатав конверт, она вытащила оттуда карточку, на которой косым, не английским почерком было написано: «Я тебя люблю». И рядом знакомая буква "М".
— Ну что? Что это тебе напоминает?
— Ты отлично знаешь что, — отрезала она, как только — отнюдь не сразу — в мозгу у нее установилась связь.
— Так скажи мне.
— Ноттингем, — «Барри-тиэтр»; Йорк — «Феникс»; Стрэтфорд — «Арена» и ты в первом ряду — весь внимание и глаз с меня не сводишь.
— Для тебя я — Мишель. "М" значит «Мишель».
Открыв элегантный черный баул, он стал ловко укладывать туда свои вещи.
— Я твой идеал, — сказал он, не поднимая на нее глаз. — Чтобы выполнить задание, ты должна не просто помнить это, но верить в это, проникнуться этой верой. Мы творим новую реальность, реальность лучшую.
Отложив карточку, она налила себе кофе. Зная, что он спешит, она нарочито замедляла движение.
— Кто сказал, что она будет лучше?
— На Миконосе ты была с Аластером, но в глубине души ты надеялась на встречу со мной, Мишелем. — Он бросился в ванную и вернулся оттуда с несессером. — Не с Иосифом, с Мишелем. Уехав с Миконоса, ты поспешила в Афины. На пароходике ты сказала друзьям, что хочешь несколько дней побыть одна. Ложь. У тебя было назначено свидание с Мишелем. Не с Иосифом, с Мишелем. — Он бросил несессер в баул. — Ты взяла такси до ресторана, ты встретилась там со мной. С Мишелем. В моей шелковой рубашке. С моими золотыми часами. Были заказаны омары. Все, что ты видела. Я принес показать тебе путеводители. Мы ели то, что мы ели, мы весело болтали о милых пустяках, как всегда болтают тайные любовники, когда наконец свидятся. — Он снял с крючка на двери кимоно. — Я дал щедрые чаевые и забрал, как ты видела, счет; потому я повез тебя на Акрополь, неурочная, неповторимая поездка. Нас ожидало специальное, мной закачанное такси. Шофера я представил тебе как Димитрия.
