За рамками перезагрузок
Чего ждать дальше от американо-российских отношений? Если будет предпринята новая попытка улучшить связи между двумя странами, она натолкнется и на новые вызовы. Так, взрывы бомб на Бостонском марафоне 15 апреля 2013 года наглядно продемонстрировали и потенциал, и препятствия на пути американо-российского сотрудничества в вопросе борьбы с терроризмом, где у двух стран явно совпадают интересы. В День патриотов
[70]
на финишной прямой марафона в зрительской зоне взорвались бомбы. Трое человек погибли и многие десятки получили тяжелые ранения. Сотрудники ФБР установили личности злоумышленников, подложивших бомбы. Ими оказались двое братьев-чеченцев из России, получившие в США политическое убежище. Реакция на это известие в Вашингтоне и Москве была смешанной. С одной стороны, Соединенные Штаты и Россия согласились укрепить сотрудничество в борьбе с терроризмом. С другой стороны, сам факт, что подозреваемые по национальности чеченцы, снова открыл шлюзы для нервных реплик России о том, что американская сторона применяет двойные стандарты. Все представители высшей российской власти, с которыми автор этих строк беседовала в процессе написания книги, подчеркивали: главная претензия России к США с начала 1990-х годов состоит в том, что американская сторона постоянно критиковала Россию за ее действия в период двух чеченских войн, не желая признавать, что Россия оказалась лицом к лицу с серьезной угрозой, начавшейся как сепаратистское движение, а позже переросшей в терроризм. Поэтому никого не удивило, что после взрывов на Бостонском марафоне прокремлевский политолог Сергей Марков заявил, что «Соединенные Штаты сами поддерживали чеченский терроризм, а теперь эти самые террористы взрывают американцев»
{733}. А официальные представители Кремля связывали террористический акт в Бостоне с недостатком сотрудничества двух стран в области противодействия терроризму
{734}. Если бы только Вашингтон признал, что Россия в те годы столкнулась с чеченской террористической угрозой, говорили они, если бы США прекратили критиковать Москву за нарушение прав человека на Северном Кавказе и объединили с ней усилия в борьбе с терроризмом, Америка была бы менее уязвима для подобных угроз.
Реакция США столь же наглядно высветила все сложности сотрудничества в области борьбы с терроризмом. Официальные представители Вашингтона признали, что несколько лет назад один из братьев попал в поле зрения ФСБ, в связи с чем это российское ведомство запрашивало у ФБР информацию по нему. С другой стороны, российские разведслужбы явно не горели желанием делиться информацией об этом подозреваемом, особенно о подробностях его полугодового пребывания в Дагестане в 2012 году. Это ставило более общий вопрос о том, насколько спецслужбы двух стран все-таки готовы обмениваться разведданными. Хотя обе стороны и объявили, что углубляют сотрудничество по борьбе с терроризмом в преддверии зимних Олимпийских игр в Сочи, взаимная настороженность, препятствовавшая свободному обмену информацией и давшая о себе знать после 11 сентября 2001 года, сохранялась и десять лет спустя. Причиной тому было не только наследие холодной войны, но и разные подходы американской и российской сторон к определению понятия террористической угрозы.
Несмотря на все эти сложности, представители власти США по-прежнему стремятся отыскать более эффективные пути сотрудничества с Россией. В апреле 2013 года группа бывших послов США в России встретилась с группой бывших послов РФ в США, чтобы наметить новые пути развития двустороннего сотрудничества
{735}. Как подчеркнули участники встречи, обеим странам следует иметь в виду, что ныне они действуют в более разнообразном мире с новым набором вызовов, и в заключение выразили общее мнение: «Мир больше не является заложником напряженности в отношениях между Москвой и Вашингтоном, однако мировое сообщество все еще обеспокоено и хочет убедиться, что эти отношения покоятся на прочном фундаменте»
{736}. Бывший посол США в России Джон Байерли очертил пять областей, на которых следовало бы сосредоточиться администрации США. Она должна и дальше, пусть и с некоторой осторожностью, поддерживать гражданское общество и призывать Россию к большей открытости, но при этом не подыгрывать подозрениям Москвы относительно намерений США. Следует также продолжать поиск общего решения по вопросу о программе ПРО, вовлекая Россию в сотрудничество таким образом, чтобы она ощутила себя не частью проблемы, а участником ее решения. Нужно сосредоточить внимание и на расширении круга американцев, заинтересованных в сотрудничестве с Россией, а для этого следует развивать двустороннюю торговлю и инвестиции. Администрации стоит активнее привлекать Конгресс к обсуждению связанных с Россией вопросов. А кроме того, необходимо извлекать все возможное из той открытости, что сохраняется в России, чтобы стимулировать двусторонние обмены в области культуры и образования
{737}.
Если бы США сосредоточили внимание на обозначенных Байерли приоритетах, то возможность реализовать эти идеи во многом зависела бы от заинтересованности российской стороны. Пока сигналы неоднозначны. Критика США в России не стихает, однако Путин не раз отмечал, что американо-российские отношения необходимо улучшать. Кремль продолжает воевать со своими политическими оппонентами – хотя их силы и раздроблены, – и эта внутриполитическая повестка продолжает давить на внешнюю политику России и задавать ее вектор. В подобных условиях со стороны США было бы разумно так ориентировать свою политику, чтобы и дальше сохранять области сотрудничества с Россией – Афганистан, нераспространение ядерного оружия и противодействие терроризму, – и при этом воздерживаться от попыток поднять двусторонние отношения на новый уровень, пока Россия не даст понять, что тоже заинтересована в этом. Повестка американо-российских отношений обширна, и у обеих сторон есть убедительные причины работать вместе.
После бостонского теракта Вашингтон и Москва в один голос признали необходимость улучшить двусторонние связи и строили планы их оживления. Центральным событием в этом плане должен был стать двухдневный саммит в сентябре 2013 года в Москве. Это был бы первый после 2009 года визит Обамы в Москву и их первый с Путиным расширенный двусторонний саммит. Кремль вроде бы с энтузиазмом относился к идее принять у себя саммит, поскольку он отвечал бы и более широкой цели – показать всему миру Россию в роли одного из ведущих игроков на мировой арене и подчеркнуть значимость Путина как глобального лидера. Саммит в Москве планировалось посвятить трем главным вопросам. Первый касался контроля над вооружениями и противоракетной обороны – в контексте июньской речи президента Обамы в Берлине, где он выдвинул новые инициативы, предполагающие существенное сокращение вооружений
{738}. Вторым вопросом была Сирия и кровопролитная гражданская война в этой стране, в отношении которой США и Россия оказались по разные стороны баррикад. В качестве третьего вопроса стороны намеревались обсудить пути поддержки американской торговли и инвестиций в России – эту тему Путин не раз затрагивал по разным поводам. Дата саммита приближалась, а Белый дом и Госдепартамент никак не могли избавиться от неясной тревоги, вызванной вялой реакцией России на те меры, которые американская сторона предлагала зафиксировать по итогам встречи. При всей готовности Кремля провести саммит Москва, казалось, не очень-то старается продвигать его повестку
{739}. Впрочем, это могло быть следствием запутанного процесса принятия решений в Москве, и все-таки ожидалось, что этот саммит на высоком уровне состоится.
