Вашингтон и Москва: новые перспективы
Наибольшие успехи инициированной Клинтоном перезагрузки, если смотреть с американской точки зрения, лежали в области внешней политики: удалось превратить Украину, Беларусь и Казахстан в безъядерные государства, сохранить партнерство с Россией на Балканах (хотя и ценой больших уступок по Косову), преодолеть сопротивление России в вопросе расширения НАТО и интегрировать Россию в «Большую семерку» в качестве заинтересованной стороны. Правда, сохранялось значительное расхождение взглядов по Ирану. Однако все достигнутые успехи касались проблем, по которым Вашингтон убеждал Москву предпринять шаги, чему она изначально противилась.
Один из первых вызовов, с которыми столкнулась администрация Клинтона, – необходимость расширить круг лиц, заинтересованных в отношениях с Россией. Количество таковых со стороны США всегда было весьма ограниченным – по сравнению с теми, кто занимался Китаем, – отчасти потому, что двусторонние экономические отношения России и США были более чем скромными. За два с лишним десятка лет после краха коммунизма редко когда с той или другой стороны появлялась сколько-нибудь значительная группа заинтересованных лиц, систематически настаивавшая на улучшении отношений. Совсем иначе было дело в отношениях России с Западной Европой: здесь круг заинтересованных лиц на протяжении 1990-х годов стремительно расширялся благодаря росшим как на дрожжах экономическим связям.
Еще в начале президентства Клинтона его команда выдвинула идею, как сформировать такую группу заинтересованных в отношениях с Россией людей. В 1993 году была образована двусторонняя комиссия по экономическому сотрудничеству под совместным председательством вице-президента США Эла Гора и премьер-министра России Виктора Черномырдина. Инициатива эта изначально исходила от министра иностранных дел России Андрея Козырева, считавшего, что это хороший способ упорядочить межведомственное сотрудничество с российской стороны
{51}. Двусторонняя комиссия, существовавшая вплоть до прихода в Белый дом Джорджа Буша-младшего и впоследствии восстановленная при Бараке Обаме, учредила рабочие группы по ряду вопросов – включая космос, энергетику и экономику, – которые были призваны сформировать сети связей между чиновниками обеих стран. Это гарантировало бы непрерывный диалог между ними и кровную заинтересованность в успехе двусторонних отношений.
Другим вызовом 1990-х годов как для Америки, так и для России стала необходимость совместить их расходящиеся взгляды на судьбу постсоветского пространства. США последовательно поддерживали независимость и суверенитет государств, которые образовались на этой территории, и в первые десять лет собирательно называли их Newly Independent States – «новыми независимыми государствами». США отказывались признавать СНГ – Содружество независимых государств, – рассматривая его как попытку России сохранить за собой чрезмерно сильное влияние на соседние государства. Как только СССР развалился, США, как уже упоминалось, не мешкая начали открывать свои посольства в каждом из новообразованных государств; ни одной другой западной державе не хватило на это ресурсов. А ввиду того что на некоторые из этих новообразованных государств независимость свалилась как снег на голову, они жаждали совета по конституционному строительству и обращались к американцам за помощью
{52}. США настаивали, что Россия не должна иметь своей сферы влияния на постсоветском пространстве. В России же еще с начала 1990-х годов настаивали, что эти страны являются частью так называемого ближнего зарубежья, а следовательно, у России есть право на особые отношения с этими ближними соседями. В январе 1993 года первый российский посол в США Владимир Лукин заявил, что отношения между Россией и бывшими советскими республиками «должны считаться идентичными тем, что существуют между Нью-Йорком и Нью-Джерси»
{53}.
Но в Вашингтоне сохранялась озабоченность и по поводу того, что может произойти внутри самой России, начиная от судьбы ядерного оружия и перехода к демократии и заканчивая возможностью вооруженных столкновений или голода. Поэтому Клинтон сосредоточил усилия на том, чтобы выстроить отношения с Ельциным. Личные взаимоотношения между российским и американским лидерами всегда имели несоразмерно большое значение с учетом экзистенциальных вызовов перед каждой из двух ядерных сверхдержав и отсутствия сколько-нибудь сильных институциональных связей между ними. Однако взаимоотношения Ельцина и Клинтона были особенно активными и особенно значимыми, отчасти потому, что оба были выдающимися личностями. Тем не менее, если судить по их автобиографиям, у Клинтона к концу президентского срока сложилось более позитивное отношение к его российскому коллеге, а у Ельцина – наоборот. Вероятно, это было неизбежно, учитывая разницу в могуществе и влиянии двух стран. «Ельцин питал неоднозначные чувства к Соединенным Штатам, – отмечает некий высокопоставленный чиновник ельцинской эпохи, – что было следствием советских времен»
{54}. Клинтон испытывал «больше доверия к Ельцину» после их первой официальной встречи, состоявшейся в апреле 1993 года в Ванкувере. «Мне он понравился. Он был здоровенный, как медведь, и полон противоречий – учитывая реальные альтернативы, России, можно сказать, повезло, что именно он оказался у руля»
{55}.
Человеку, как известно, свойственно истолковывать поведение и мотивы других людей сквозь призму собственного жизненного опыта. Клинтон часто – особенно в самые сложные моменты – общался с Ельциным и объяснял себе его действия, опираясь на опыт общения со своим отчимом-алкоголиком (причем сравнение было в пользу Ельцина)
{56}. Хотя его готовность относиться к Ельцину с юмором, несомненно, помогла Клинтону избежать нескольких серьезных столкновений, он все же мог недооценивать другие факторы, стоявшие за часто непредсказуемым поведением Ельцина, в том числе давление со стороны внутрироссийских политических сил. Клинтон дает весьма доброжелательную итоговую оценку Ельцину: «При всех его физических проблемах и порой непредсказуемости он всегда был мужественным и прозорливым лидером. Мы доверяли друг другу и вместе добились многого»
{57}.
Ельцинская оценка Клинтона не так лестна. «Билл Клинтон – видная фигура в истории США», – пишет Ельцин, признавая, что при первой встрече его «совершенно потряс этот молодой, неизменно улыбчивый человек, энергичный, красивый»
{58}. Начальник охраны Ельцина и его друг-собутыльник Александр Коржаков сообщает, что Ельцин воспринимал Клинтона как младшего брата
{59}. На конфликт Клинтона с Конгрессом по поводу его интрижки с Моникой Левински и возможный импичмент Ельцин смотрел сквозь призму собственного жесткого противостояния с Думой, которая тоже намеревалась отрешить его от власти. Более того, Ельцин заявляет, что еще в 1996 году его разведка донесла, что республиканцы замыслили внедрить в Белый дом красивую молодую женщину, чтобы она соблазнила Клинтона, а затем раздуть скандал, который позволит сместить его с поста президента. Ельцин уверяет, что решил не делиться этой информацией с Клинтоном. Тем не менее чем сильнее его осаждали дома, тем больше он отдалялся от США. В конце президентства Ельцин пришел к убеждению, что администрация Клинтона предала его; об этом, на его взгляд, говорили развернутые американцами бомбардировки Сербии во время войны в Косове, расширение НАТО и само отношение США к России – как считали в Москве, ее воспринимают скорее как потерпевшую поражение державу, нежели как ровню
{60}. Сегодня западные обозреватели нередко считают, что это Владимир Путин внушает своим согражданам, будто США относятся к их стране пренебрежительно и свысока. На самом же деле жалобы эти уходят корнями в ельцинскую эпоху и во многом имеют источником самого Ельцина. Распространяться они стали на излете его президентства.
