Грузинские власти заявляют, что их действия в ночь с 7 на 8 августа носили оборонительный характер и были вызваны российским вторжением, которое к тому моменту уже началось. Российская сторона квалифицирует действия Грузии как агрессию и геноцид населения Южной Осетии. Кондолиза Райс характеризует нападение России как «заранее спланированное», а в докладе независимого исследовательского института U.S. Cyber Consequences Unit сделан вывод, что кибератаки против сайтов органов государственной власти Грузии велись российскими гражданами, которые были заранее уведомлены о военных намерениях России и получили указание, когда начинать кибератаки
{458}.
В сентябре 2009 года Европейский союз опубликовал трехтомный доклад независимой международной комиссии по выяснению обстоятельств конфликта в Грузии. В докладе указано, что вина за конфликт в равной мере лежит на обеих сторонах. Данный документ и по сей день остается самым авторитетным источником данных о конфликте, хотя и российская, и грузинская сторона категорически не согласны с рядом его выводов. В то же время и Россия, и Грузия заявляют: доклад подтверждает их заявления, что агрессором выступила противная сторона
{459}. В докладе подчеркивается, что обстрел Цхинвали в ночь на 8 августа стал «кульминационным моментом длительного периода нарастающей напряженности, провокаций и инцидентов. Несомненно, что конфликт уходит корнями вглубь истории региона»
{460}. В докладе выдвигается обвинение против России в непропорциональном применении силы в ответ на обстрел Грузией Цхинвали.
Во время этой скоротечной войны американские и российские войска подошли куда ближе к прямому противостоянию, чем за весь период холодной войны. Американский контингент находился в Грузии для обучения грузинских военнослужащих, которым предстояло воевать в Ираке и Афганистане. Этот отрезвляющий факт был в полной мере осмыслен, только когда закончилась война, однако сам конфликт наглядно продемонстрировал, что потепление американо-российских отношений после краха СССР имеет свои пределы, а власть и влияние США в сопредельных с Россией государствах ограниченны.
Коммуникации между Россией и США в период войны иллюстрируют, насколько ухудшились двусторонние отношения. Война разразилась в самый канун начала Олимпийских игр в Пекине, и президент Буш первым позвонил российскому президенту Медведеву, как того требовал протокол, с просьбой немедленно разрядить ситуацию. В ответ Медведев уподобил Саакашвили Саддаму Хусейну и заявил, что грузинский президент развязал неспровоцированные варварские боевые действия. Затем Буш связался по телефону с потрясенным Саакашвили и вновь уверил его в поддержке со стороны США. На церемонии открытия Олимпийских игр Буш сидел в том же ряду, что и Путин. Несмотря на обострившиеся в результате войны трения, Буш и Путин попросили чиновника, который сидел между ними, пересесть, чтобы они могли переговорить между собой
{461}. Путин назвал Саакашвили военным преступником. Буш же сказал Путину: «А я ведь вас предупреждал, что у Саакашвили горячая кровь». «Ничего, у меня тоже горячая», – отчеканил в ответ Путин. Буш внимательно разглядывал собеседника. «Нет, Владимир, – молвил он, – вы-то как раз хладнокровны»
{462}.
Когда вспыхнула война, выяснилось, что американо-российский диалог по военным вопросам – переживший все подъемы и спады в двусторонних отношениях – приносит неоценимую пользу. Хэдли попросил адмирала Майка Маллена, председателя Объединенного комитета начальников штабов, связаться с начальником российского Генштаба генералом Николаем Макаровым. Во время войны контакты Макарова и Маллена были единственным действующим каналом сношений между верхами России и США, тем более что первые несколько дней после начала военных действий Лавров отказывался общаться с Райс. У американского и российского военачальников состоялось семь разговоров, и в ходе одного из них Маллен попросил Москву не чинить препятствий возвращению грузинского военного контингента с театра боевых действий в Ираке. Макаров пошел навстречу
{463}.
К тому времени председательство в Евросоюзе перешло к Франции, и Николя Саркози горел желанием принять на себя роль миротворца. Учитывая напряженность в отношениях Вашингтона и Москвы, представлялось вполне разумным переложить ответственность за прекращение конфликта на французов; правда, кое-кто в Вашингтоне встал на дыбы из-за того, что США оказываются на обочине в этом конфликте.
Когда Саркози отправился на переговоры о прекращении огня, у него состоялся разговор с Путиным, многое прояснивший. Сначала Саркози встретился с Медведевым, но быстро понял, что тот не подготовлен вести переговоры о прекращении огня. Тогда к переговорам присоединился Путин. Как сообщала французская пресса, «Путин заявил: “Я собираюсь подвесить этого Саакашвили за яйца”. “Повесить его?” – переспросил, не веря своим ушам, Саркози. “А почему нет? Американцы же повесили Саддама Хусейна!” – парировал Путин. “Но вы же не хотите закончить как Буш?” – вопросил Саркози. Путин не сразу нашелся, что ответить, и после некоторого раздумья заметил: “В этом что-то есть!”»
{464}
За день до объявления о перемирии у Лаврова с Райс состоялся ключевой разговор. Среди прочего Лавров потребовал, чтобы Саакашвили ушел с поста президента – мол, таково одно из условий России. Райс резко возразила, что американский и российский министры иностранных дел не могут вести разговор о свержении демократически избранного президента. К вящему недовольству Лаврова, Райс впоследствии передала его требования союзникам США, а те позже вынесли их на обсуждение Совета Безопасности ООН
{465}.
На следующий день состоялось совещание высших должностных лиц Белого дома, где сотрудники аппаратов Хэдли и Чейни дружно подняли вопрос о возможности ограниченного военного ответа в поддержку Грузии. «Готовы ли мы воевать с Россией из-за Грузии?» – прямо поставил вопрос Хэдли. Он опросил всех сидевших за столом участников совещания, и каждый согласился, что в этом нет смысла. «Я хотел, чтобы все присутствующие высказались о возможности военного ответа, – рассказал Хэдли. – Как советник по национальной безопасности я должен был быть уверен, что мы обсудили весь спектр возможных вариантов действий». В 2009 году на обеде у российского посла Сергея Кисляка кто-то из русских спросил: «Неужели вы и вправду обсуждали возможность послать американские войска в Грузию?» И был потрясен, услышав утвердительный ответ Хэдли
{466}.
