Ракеты на военном параде, которые видели и сфотографировали западные корреспонденты и военные атташе, присутствовавшие на Красной площади, тоже могут быть поддельными, муляжами, похожими на боевое оружие, но ничего общего не имеющими с реальными, находящимися на вооружении. Обмануть в таких случаях совсем не сложно. По этой причине, несмотря на простоту сбора сведений из открытых источников, шпионаж, то есть тайный сбор разведывательных данных, должен оставаться главным и самым важным видом разведывательной деятельности.
Тайная добыча секретной информации — прежде всего действенное средство по преодолению препятствий для подхода к объекту. Мы выбираем тот или иной объект. Дело противной стороны возвести преграды, чтобы мы не проникли туда. Обычно противник знает, какие объекты более всего интересуют нас. Их он охраняет особенно тщательно. Например, когда Советы приступили к испытаниям своих ракет, они выбрали места для стартовых площадок в отдаленных и труднодоступных пустынных районах. Поэтому разведке Соединенных Штатов приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы выявить эти важнейшие военные сооружения, скрытые нередко за тысячи миль от проторенных дорог.
Для тайного сбора информации используются люди — агенты, информаторы, связники. В этих целях привлекается и техника: ныне имеются такие технические средства, которые могут «увидеть» то, что не способен заметить человек. Конечно, противник всеми силами будет пытаться помешать применению разведывательной техники, впрочем, как и использованию агентов. Значит, все операции, в которых задействованы и люди, и техника, должны проводиться в строгом секрете. Поэтому мы говорим о тайном сборе информации, который традиционно называют шпионажем.
Суть шпионажа, его альфа и омега — создать возможности для подхода к объекту, получить доступ к нему. И, конечно, так, чтобы не привлечь внимания лиц, которые охраняют этот объект. Затем информация должна быть доставлена тем государственным или политическим деятелям, которым она нужна. И в максимально короткий срок, иначе она может устареть. Само собой понятно: следует принять надлежащие меры, чтобы сведения не утерялись в процессе доставки или же их не перехватил противник.
Короче говоря, шпионаж является не чем иным, как своего рода хорошо скрытой рекогносцировкой. Ведь шпиону тоже нужно как можно быстрее осмотреть объект. Тайный агент находит путь к нему, устанавливает за ним наблюдение, затем возвращается и докладывает о том, что увидел. Объект обычно достаточно велик и хорошо различим — расположение войск, фортификационные сооружения или, скажем, аэродромы. Иногда агенту удается проникнуть в закрытое помещение, осмотреть его и даже извлечь документы из железного шкафа или сейфа. Но нужно иметь в виду: пребывание его там ограничено. Очень трудно организовать все так, чтобы агент, находясь на объекте, мог докладывать о своих шагах и результатах проникновения прямо с места событий: ведь он попадает туда нелегально и действует- скрытно.
Ныне за «железным занавесом» такой метод шпионажа вряд ли адекватен — не только из-за того, что препятствия трудно преодолимы или их невозможно обойти, но и вследствие того, что даже получившие необходимую оперативную подготовку агенты, не смогут собрать достаточную информацию об объекте, ибо уровень их научных или технических знаний недостаточен. Если, к примеру, вы ничего не смыслите в ядерных реакторах, то вряд ли от вас можно ожидать толковой информации, проберись вы хоть в самую секретную лабораторию. Вообще-то даже хорошо разбирающийся в ядерной физике агент, попав на такой объект, не сумеет выполнить разведывательное задание в соответствии с требованиями сегодняшнего дня. Ибо нужен подробный анализ реальной работы реактора. По этой причине наивно полагать, что туристы из США и других западных стран, находящиеся в Советском Союзе, могут принести большую пользу в сборе разведывательной информации по ядер-ной проблеме. Но в пропагандистских целях Советы продолжают задерживать и подвергать аресту наших туристов, чтобы в мире создалось впечатление: Соединенные Штаты в больших масштабах используют для шпионажа даже безобидных путешественников.
Внедрение агента на интересующий объект более важная операция, чем визуальная разведка. В этом случае он не только попадает туда на короткий срок, но и остается там продолжительное время. Каким образом это удается? Чаще всего агент ловко втирается в доверие руководителей государства, где он оперирует, и те, не подозревая ничего плохого, способствуют своему протеже проникнуть на интересующий его объект. Он получает возможность выуживать необходимую информацию у людей, которые ему доверяют и не имеют ни малейшего представления о его истинной роли. Кстати, внедрение — один из самых древних шпионских приемов.
Случай с секретарем Франклина, Эдуардом Банкрофтом, о котором я упоминал в предыдущей главе, — классический пример внедрения агента. Операция такого рода базируется на внешней показной лояльности, которая, к сожалению, зачастую даже не подвергается проверке. Да и осуществить в данном случае проверку не так-то просто, особенно если противники говорят на одном и том же языке и происходят от одного корня. Однако сейчас, когда линия, отделяющая одну нацию от другой, намечена предельно четко и определенно, использовать ложную лояльность в течение длительного времени, да еще при ужесточившемся режиме секретности, становится все более трудным делом. Хотя-иногда и удается. Одной из наиболее известных советских шпионских операций перед началом и в период Второй мировой войны справедливо считают деятельность разведывательной сети на Дальнем Востоке, которую возглавлял Рихард Зорге, немец, токийский корреспондент газеты «Франкфуртер цайтунг». Он ловко использовал свои связи с земляками в германском посольстве в Японии: ему удалось определиться на штатную должность пресс-атташе. Это обеспечило не только отличное прикрытие для работы с японской агентурой, но и возможность лично получать из первоисточника сведения о нацистских планах ведения войны против России, об отношениях между Германией и Японией.
Для достижения своей цели Зорге должен был изображать из себя убежденного нациста, что он и делал, по всей видимости, очень убедительно, хотя всем сердцем ненавидел фашизм. Уполномоченный гестапо в посольстве, сам посол и военный атташе были его друзьями. Если бы гестаповцы своевременно провели расследование прошлого удачливого корреспондента франкфуртской газеты (это сделали лишь после его ареста японцами в 1941 году), они без труда узнали бы: Зорге был коммунистическим агентом и агитатором в Германии в начале двадцатых годов и провел многие годы в Москве.
Вскоре после этого и Запад — США, Англия, Канада — оказался объектом советского шпионажа. Здесь можно назвать таких агентов, как Бруно Понтекорво
[57]
и Клаус Фукс
[58]
, маски с которых были сорваны после войны. В досье некоторых советских агентов, имевшихся в службах безопасности Запада, можно было найти сведения об их коммунистической деятельности в недалеком прошлом. Но поскольку они занимали ответственные посты, на эти старые факты не обращалось должного внимания. Так как выдающиеся ученые — физики или математики — вроде Фукса и Понтекорво переходили с одной работы на другую в союзных западных странах, пребывая один год в Великобритании, другой — в Канаде, третий — в Соединенных Штатах, а также вследствие того, что в научных лабораториях персонал трудился с большим напряжением, и высококвалифицированных сотрудников не хватало, ученого с рекомендациями одной союзной страны принимали на работу в другой нередко без должной проверки на лояльность, полагая, что он ранее уже проходил необходимый контроль. Кроме того, компрометирующие сведения зафиксированные в досье, особенно относящиеся к нацистскому периоду (если ученый происходил из Германии), видимо, зачастую не брались в расчет, поскольку Россия была в то время нашим союзником, а Гитлер — общим врагом. Вместе с тем, несомненно, учитывалось, что победа в войне требовала совместных усилий научных учреждений и талантливых ученых всех стран антигитлеровской коалиции.
