Подсказал Бессарион:
– Они не в нас стреляют. Там еще кто-то есть…
– Между нами и ними? – не согласился Тамаров. – Нет. Не то… Есть, конечно, между ними и нами… Есть… Но эта стрельба, по замыслу, должна заставить нас прижаться к земле. А стреляют высоко потому, что им мешает собственная группа захвата, что пошла за нами… Уходим быстрее. Они догоняют… Нет… Иди ты… К дороге иди, как можешь, быстро иди… Я прикрою… Группа захвата не может быть большой… Я сам заставлю их носом землю рыть, а потом на дороге догоню…
Бессарион пошел. Он пригибался, насколько позволяла ему это сделать нога, но все же пошел и старался идти быстрее. И как раз в тот момент, когда подполковник Тамаров обернулся, он увидел вдруг, как грузинский подполковник остановился, широким жестом отбросил вдруг в сторону костыль, а потом стал заламываться всем телом назад. Ноги, в том числе сломанная и простреленная, подогнулись одинаково, и Бессарион осел на землю.
Пуля все-таки достала его…
2
Александр Григорьевич прикинул время и решил, что пора уже действовать. Первое отделение во главе с командиром взвода старшим лейтенантом Аношиным уже должно было занять позицию. Но даже если еще и не успело, то есть время в запасе, чтобы позицию занять, пока основное действие сдвинется до места засады.
– Все готовы?
Подполковник осмотрел бойцов второго отделения, словно бы взглядом пытаясь определить, кто на что годится и кто чего стоит.
– Готовы, товарищ подполковник, – за всех ответил младший сержант, командир отделения, и тоже на бойцов посмотрел, словно готовность проверил. Но внешняя готовность сводилась лишь к укорачиванию ремней автоматов, чтобы оружие находилось максимально близко к позиции, с которой можно вести прицельную стрельбу, а все главное – готовность психологическая, настрой, это все было скрыто за собранными взглядами, и прочитать в них что-то, особенно в полумраке ночи, было трудно.
– Внимание максимальное. Полная концентрация. Вперед! Двинули…
Первым, как и было запланировано, едва выглянув из-за камня, сделал выстрел гранатометчик. Каменный коридор показал свою ответную реакцию. Мощная звуковая и пылевая волна пошла в обе, видимо, стороны, хотя она и была в значительной мере погашена существующими в проходе нишами, действующими по тому же принципу, что и глушитель на огнестрельном оружии. И сразу после прохождения взрывной волны вперед шагнули бойцы первой тройки. Автоматные очереди раздались сразу, значит, стрелять было в кого, но быстро завершились, и, судя по тому, как смело первая тройка двинулась вперед, сопротивления до следующего поворота каменной тропы-коридора оказывать было некому, хотя всегда следовало делать скидку на сумрачность, в этом коридоре особенно густую. Но для того каждому из бойцов тройки и выделялся такой узкий участок контроля и прострела, чтобы предотвратить неожиданность. Стрелять они обязаны были даже в пылевой столбик, вдруг поднявшийся от занесенного на дно ущелья ветерка. И они бы стреляли, был уверен Александр Григорьевич.
В дополнение ко всему при входе в коридор представлял опасность встречный выстрел из подствольного гранатомета, но три короткие автоматные очереди, раздавшиеся сверху, с камней, предупредили второе отделение, что их страхуют качественно и ответственно.
Ближе к следующему повороту проход перегораживали четыре тела. Бандитам досталось не только от осколков гранаты, их еще и автоматными очередями добили, и потому идти можно было смело. Но подполковник Бурлаков сразу отметил, что в месте, где первой тройке пришлось смотреть под ноги, чтобы не споткнуться, вторая тройка сразу подняла автоматы к плечу и готова была стрелять, пока первые не займут активную боевую позицию. Страховка была отработана качественная, и опять добрым словом помянулся капитан Максимов. Не случайно в ходе боевых действий в роте Максимова почти не было потерь. Сказывались обучение и тренировки.
Опять за угол выглянул гранатометчик, но на сей раз задержался, следовательно, никого не увидел, и сверху никто не сигнализировал об опасности. Первая тройка выступила вперед, и прозвучала только одна очередь, добившая раненого боевика из тех, что готовились встретить преследователей. Сверху, когда второе отделение вошло в первый коридор, стреляли трижды, но, видимо, эффективной оказалась только одна попытка, остальные бандиты отступили. По этому участку тропы прошли настолько быстро, насколько можно было идти, не отрывая взгляда от своего сектора обстрела, а приклад от плеча. Все делалось четко, и никакой ковбойской небрежности, никакого рисованного желания показать умение стрелять навскидку. А стремление к такой глупости подполковник Бурлаков порой замечал в солдатах, насмотревшихся американских боевиков. Максимов, видимо, вытравил это из своих парней полностью.
Сам подполковник шел за спиной гранатометчика, подготовив свое оружие, держа ручку автомата прижатой к плечу
[19]
, и в любой момент мог по первому же знаку вступить в бой. Но пока не вступал и не лез впереди солдат, здраво оценивая их слаженность в действиях и понимая, что чужеродное вмешательство может принести только сбой. Он даже команды не давал, когда и кому выступать, солдаты или сами все делали, или выполняли указания своего младшего сержанта, который тоже все видел и все оценивал правильно.
Выстрел из «подствольника» ухнул где-то вдалеке, видимо, из третьего или четвертого по счету коридора, если считать, что остальные коридоры, как два первых, приблизительно равны по протяженности. Граната была пущена навесом и предназначалась наверняка спецназовцам, но взорвалась где-то в камнях в стороне. Хотя дистанцию гранатометчик бандитов выбрал правильную. Ошибка была только в расчете направления. И тут же сверху раздалось несколько автоматных очередей, хотя они, судя по торопливости огня, были, скорее, пугающими, чем прицельными. Тем не менее следом за первым выстрелом раздалось еще два, но теперь гранаты вообще легли далеко от цели. Насколько первый гранатометчик умел выверить хотя бы дистанцию, настолько два его последователя этого делать не умели.
Хороший гранатометчик, умеющий точно и правильно «положить» посланную из «подствольника» гранату в цель, – это вообще большая редкость, и таких одинаково ценят и в бандах, и в войсках. Подполковник Бурлаков еще помнил одного сержанта срочной службы, который умел попасть навесом в спичечный коробок. Он сам тогда был командиром батальона и долго уговаривал солдата перед увольнением, предлагал перейти на контрактную службу. Но уговорить не смог. Тот к военной жизни склонности не имел. Были и другие гранатометчики-снайперы, хотя и не такого уровня. И вообще, Александр Григорьевич считал, что талант гранатометчика ничуть не уступает таланту спортсмена или артиста. В роте капитана Максимова таких, к сожалению, не было. Талант воспитать нельзя, с ним только рождаются…
