Александр Григорьевич глянул на определитель, но прежде, чем начать разговор, спросил Максимова:
– Что с графиком?
– Запас восемь минут. Под гору идем, набираем очки…
– Это хорошо… Не загоняй парней…
И только после этого подполковник ответил на звонок, но ответил неохотно, потому что этого звонка опасался и разговора, который предстоял, с удовольствием постарался бы избежать.
– Слушаю вас, товарищ полковник…
– Что дышишь тяжело?
– Только что догнал со взводом основную колонну. Уничтожили банду в составе семнадцати бандитов. Шла на соединение с Лорсануковым, практически одним с нами маршрутом. Боюсь, Лорсануков многих недосчитается в своем составе и вообще не решится выступить…
– Выступит, – категорично сказал полковник. – Для него это вопрос будущего. Кахир всегда жадностью отличался. А ему, по нашим данным, за выступление платят. Он сам может и не пойти, а своих парней пошлет в любом случае, сколько бы их ни собралось. Мовсаров ему ни в чем не уступает, но в дополнение ко всему еще и сжигаем радикальным религиозным фанатизмом. Но нам это и не важно. Нам важно, чтобы они вместе собрались. Всех вместе и накроем, вместе с грузинским подполковником, если решим все же его накрывать. Но это еще вопрос открытый. Ты, кстати, придумал, как в случае смены решения передать предложение Тамарову?
– Наверное, лучше всего через жену. Мой звонок будет подозрителен. Жена может говорить долго. Женщинам вообще многое прощается…
– Мы тоже так думали. А обеспечить свидание Тамарова с кем-то из наших агентов невозможно?
– Только на вершине какой-нибудь горы… Пригласить туда на шашлык двух подполковников… Другого варианта, чтобы Артема Василича при этом не «засветить», я лично не вижу.
– Что-то ты, Александр Григорьевич, настроен, мне кажется, не лучшим образом…
– Никак нет. Вам показалось. И даже наоборот, товарищ полковник. Я наблюдал, как работает вытеснением взвод наших солдат, и пришел просто в восторг. И настроение имею вполне приподнятое.
– Извини, вот принесли от переводчика распечатку разговора Мерабидзе со своим шефом… Сейчас прочитаю, если есть что-то для тебя, сообщу… Подожди минутку…
Подполковник Бурлаков старался не отстать от основной колонны и шел на десяток шагов позади последней шеренги. Трубку от уха не отрывал, и слушал при этом, как полковник повторяет раз за разом: «Так…», «Так…», «Так…», – и пытался уловить, что несет в себе это, в общем-то, малоинформационное слово. Оказалось, за словом скрывалось информации пусть и не много, но была она важной.
– Александр Григорьевич, ты меня слушаешь?
– Да, товарищ полковник, слушаю вас внимательно…
– Вести, скажем прямо, малоприятные…
– Что-то с Тамаровым? – спросил Бурлаков, сразу показывая свое беспокойство.
– Что с ним может быть. Он в огне не горит и в воде не тонет. Так, кажется, ты его рекомендовал, когда предлагал кандидатуру…
– С Мерабидзе?
– С Мерабидзе. Подполковнику Мерабидзе прострелили ранее сломанную ногу. Но не это самое главное. Самое главное в другом. Они уже неподалеку от ментовского поста на перевале. Это на административной границе с Ингушетией… Помнишь?..
– Помню. Это у нас за спиной. Четыре часа марша. Там две наши группы. Обе уже вышли на рубеж. Тамаров ходит, однако, быстро… И это при том, что напарник ногу сломал…
– Большую часть пути они транспортом пользовались. Они от поста в паре часов ходьбы. Их ходьбы. А скорость засчитывается, как ты, наверное, знаешь, по самому медленному. Но там не только две наши группы. Там еще и менты какие-то оказались.
– Менты-то там, товарищ полковник, и должны быть. Пост на перевале контролирует дорогу, рядом сменный гарнизон, по месяцу дежурят. Человек, кажется, двадцать или чуть больше. Бандиты на пост и на гарнизон как раз и нацелились. Причем сразу уничтожать не будут, дождутся, когда к ментам прибудет подкрепление сразу из двух республик, потом пустят в ход минометы, а сами уйдут в сторону Ингушетии и в долине запрут дорогу, чтобы никого не пропустить через мост. Это все согласно их планам, которые мы подкорректировали силами двух взводов.
– Это я все помню. Но откуда взялись менты в двух часах ходьбы от поста?
– Насколько я помню, товарищ полковник, с перевала дежурному составу уходить запрещено. Это кто-то со стороны появился. Необходимо выяснить, чтобы не помешали…
– Уже помешали. Ранили Мерабидзе. Правда, Тамаров уничтожил троих, но он же сам считает, что неподалеку должны находиться и другие.
– Может быть, товарищ полковник, вы пошлете официальный запрос в МВД Чечни? Пусть отзовут…
– Я сначала тоже так подумал. А если там, в МВД, сидит информатор бандитов? А он, думаю, наверняка сидит там. И, скорее, не грузинский, а именно информатор бандитов. Чеченцы грузин традиционно не любят. Значит, запрос не годится… Ты можешь связаться с командирами взводов там, на перевале?
– Только по телефону.
– Через пять минут. Я сейчас позвоню, пусть твой телефон подключат на контроль прослушивания. Через пять минут звони. Если будет «прослушка», разговор сразу прервут. Музыку услышишь…
– Понял, товарищ полковник. Через пять минут. Потом вам позвонить?
– Нет. Мне распечатку твоего разговора принесут. Пошли тот взвод, что с чеченской стороны, выяснить. Два часа хода для инвалида – для твоих парней это минут двадцать… Пусть доложат… Распечатку мне и эту тоже принесут…
– Сделаю, товарищ полковник. Звоните, пусть подключают…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Подполковник Тамаров ощутил настоящую физическую боль, когда увидел падающего Бессариона. Словно бы не напарника, а его самого пуля ударила. И сразу промелькнула мысль, что вот, это все, это окончание операции, так тщательно подготовленной, стоившей больших затрат и материальных, и моральных. Одна история с обвинением его, Артема Василича, в убийстве – уже это одно обошлось ему самому многими отмершими нервными клетками, и все напрасно, все прервано дурацкой очередью из темноты…
Не поднимаясь в полный рост, Тамаров стремительно скользнул к грузинскому подполковнику. Привычно, как всегда делал с ранеными, приложил пальцы к горлу, чтобы прощупать биение сонной артерии. Бессарион был еще, несомненно, жив, но сознание он потерял сразу, и неизвестно было, вернется ли еще в него.
Артем Василич попытался найти саму рану. Бессарион лежал лицом кверху, и, судя по тому, как он выгибался перед падением, боль пришла со стороны спины. Однако спереди выходных отверстий видно не было, значит, пули или пуля застряли в теле. На несколько секунд Тамаров задумался, стоит ли переворачивать раненого, если все равно нет под рукой перевязочного материала столько, чтобы перевязать корпус. На перевязку конечностей одного индивидуального пакета с бинтом всегда хватает. Человеческий корпус значительно объемнее конечностей, и потому бинта нужно в четыре раза больше. Но все же кровь следовало как-то остановить, хотя бы подложить что-то под рану и прижать, чтобы она могла присохнуть и не вытекать.
