За информацию такого рода российские спецслужбы буквально убили бы. С одной стороны, она может сделать режим восприимчивее и хоть чуть-чуть демократичнее. С другой стороны, не исключено, что правительства воспользуются этим знанием для усовершенствования методов преследования инакомыслящих.
Поисковые системы дают государству прекрасную возможность использовать любопытство масс в целях предупреждения об опасности. Слежение за поисковыми запросами дает еще больше разведданных, нежели мониторинг сетевых дискуссий, поскольку речь в Сети обычно обращена к кому-либо и полна недомолвок и двусмысленностей, а поисковые запросы представляют собой беспристрастный обмен информацией между пользователем и поисковиком.
Разведывательная ценность поисковиков не ускользнула от интернет-гуру, которые консультируют авторитарные правительства. Рассказывая в марте 2010 года о плане Кремля построить собственный поисковик, Игорь Ашманов, старожил Рунета и один из тех, кто консультировал Кремль в этом вопросе, был откровенен: “Во-первых, поисковик – это средство влияния на общественное мнение, во-вторых, это источник совершенно уникальной информации об умонастроениях и информационном спросе. Потому что тот, кто доминирует в стране, знает, что люди спрашивают в поисковике, он видит этот поток запросов. Это совершенно уникальная информация, которую больше, в общем, нигде взять нельзя”. Если считать, что авторитарные правительства обычно терпят крах неожиданно для себя (в противном случае, как с СССР, это, скорее всего, суицид), ясно, что информация, которую можно почерпнуть из интернета, может уменьшить количество сюрпризов.
Но даже если попытки правительств прямо или косвенно контролировать сферу интернет-поиска не дадут немедленных результатов, интернет может другими способами усовершенствовать их аппарат сбора информации. Так, появление социальных медиа привело к тому, что все больше пользователей с удовольствием делятся мыслями и рассказами о своих поступках со всем миром. Пролистывание всех этих записей в блогах, твитов, фотографий, роликов в “Фейсбуке” и “Ю-Тьюбе” может принести разведслужбам обильный улов. Это не обязательно должна быть информация об отдельном человеке, как в истории с белорусским КГБ, – но можно многое узнать о массовых тенденциях и настроениях в обществе. Изучение социальных сетей оказывается в этом отношении полезнее мониторинга статистики поисковых запросов: можно сопоставлять информацию, исходящую от конкретных людей (неважно, идет речь о фактах или о мнениях), с тем, что еще можно узнать об этих людях из их профилей в социальных сетях (как часто они путешествуют, к каким группам присоединяются, какие инициативы поддерживают, какое кино смотрят, кто составляет их круг общения, и т. д.).
Авторитарное правительство, например, может интересоваться мнениями пользователей в возрасте 20–35 лет, часто выезжающих за рубеж и имеющих ученые степени. Чтобы узнать, о чем они думают, надо потратить немного времени на изучение групп в “Фейсбуке” (например, “гарвардский выпуск 1998 года” или “Я люблю ездить на Ближний Восток”) и выбрать верные признаки. В определенном смысле мир социальных сетей устраняет нужду в фокус-группах. Открытие действенных способов ассоциации сетевых групп и мнений может быть гораздо действеннее. К тому же правительствам не нужно самим собирать данные. Множество частных компаний уже занимаются этим (в основном в маркетинговых целях), и правительства – в равной степени авторитарные и демократические – считают данное занятие в высшей степени полезным. В 2020 году КГБ, может, и не будет существовать, однако его функции перейдут, например, небольшому числу частных компаний, специализирующихся на различных аспектах работы с информацией.
Современные правительства могут достаточно много узнать о перспективах политических волнений в стране, если уделят внимание словам, в настоящий момент популярным в среде киберэлиты: довольны они или озабочены, чувствуют угрозу или поддержку? А как они относятся к контролю в религиозной сфере? Довольны ли светские блогеры происходящим в большей степени, нежели религиозные?
Вообразите, как полезно было бы иранскому правительству знать, насколько часто иранцы употребляют в сетевых дискуссиях слово “демократия” и какова действительная география этих дискуссий. Например, есть ли в Иране районы, население которых в большей степени подвержено демократическим веяниям и недовольно режимом?
Если должным образом оценивать статистическую погрешность, эта технология нередко превосходит опросы общественного мнения, поскольку обработка последних требует времени и, если речь идет об авторитарных государствах, всегда несет риск того, что респонденты не скажут правду. Собранная таким образом информация, возможно, не отразит настроения всего общества, зато позволит следить за наиболее беспокойными группами. Поэтому тот факт, что теперь авторитарные правительства могут узнавать о настроениях в обществе в режиме реального времени, только прибавляет им устойчивости: у них меньше шансов неверно оценить общественную реакцию.
Более того, активность в социальных сетях может служить неплохим показателем веса того или иного оппозиционера. Если люди ретвитят записи какого-либо пользователя чаще обычного, правительству недурно было бы присмотреться к этому человеку и больше узнать о ее (его) сети. Вирусная культура социальных медиа способна косвенно помочь решить проблему информационной перегрузки, стоящую и перед цензурой. “Онлайновый рынок идей” подсказывает агентам тайной полиции, за кем следить. С точки зрения полиции, непопулярные пользователи, вероятно, и не заслуживают внимания цензоров; предоставленные сами себе, они через месяц-два потеряют интерес к блогу.
Миф о неуязвимом активисте
Несмотря на пугающую эффективность цифровых технологий в сфере слежки, еще не все потеряно. Неверно думать, будто “цифра” играет исключительно против диссидентов: в арсенале новейших технологий есть кое-что и для них. Любой исследователь современного интернета должен решить серьезную интеллектуальную задачу: рассмотреть потенциальную угрозу новых технологий, но не проглядеть богатые возможности для обеспечения безопасности, которые предоставляют они же. Единственный способ получить удовлетворительный ответ на вопрос, осложнил или облегчил интернет слежку за гражданами и усилил ли аппарат контроля авторитарных государств – рассмотреть одну за другой все основные технологии в их специфических контекстах.
Но прежде всего стоит изучить, как интернет помогает диссидентам маскировать свою антиправительственную деятельность. Во-первых, шифрование информации теперь обходится не так уж дорого и дает заинтересованным лицам дополнительную защиту переговоров. Даже если дешифровка возможна, у правительства на нее уйдет много сил. Это справедливо в первую очередь в отношении голосовой связи. Посадить “жучок” на телефонную линию было довольно легко, сделать то же самое с интернет-телефонией (например, “Скайпом”) сложнее. (Отсутствие возможности прослушивать переговоры через “Скайп” заботит и западные правительства. В начале 2009 года Агентство по национальной безопасности США сообщило, что готово заплатить приличную сумму тому, кто поможет взломать систему шифрования “Скайпа”. О победителях конкурса пока не слышно.)
