Сильвио Вайсборд, специалист по вопросам свободы печати из Университета им. Джорджа Вашингтона, отмечает, что “государство” подразумевает функциональные механизмы закрепления верховенства права, соблюдение законодательства о доступе к информации, поддержку конкурентной, многоотраслевой экономики, которой сопутствуют смешанные системы СМИ, обеспечение условий для деятельности эффективных и независимых арбитров, отстаивающих “право общества знать”, контроль над коррупцией внутри редакций и за их стенами, предотвращение насилия в отношении журналистов, их информантов и других граждан. Если киберутописты всерьез верят в собственные речи о разрушении государственных институтов, это серьезная проблема, и они отказываются заниматься ею.
Это нигде не проявляется нагляднее, чем в государствах наподобие Афганистана: и без того слабое правительство этой страны ослабляют различные политические, военные и общественные силы. Мы можем продолжать радоваться возможностям, которые предоставляет мобильный телефон афганским женщинам, однако “Талибан” так терроризирует сети мобильной связи, что многие из них прекращают работу в определенное время суток. Спорить с боевиками не хочет никто. Когда некоторые операторы попытались возражать, “Талибан” ответил разрушением базовых станций и убийствами обслуживающего персонала. Талибы не планируют изгонять мобильную связь из страны, поскольку сами ею пользуются. Однако им, как и прежде, удается показать, кто главный, и диктовать условия пользования технологиями. Так как сильного правительства в Афганистане нет, многочисленные возможности, которые несет мобильный телефон, останутся нереализованными.
Профессор юридического факультета Нью-Йоркского университета Стивен Холмс опубликовал в 1997 году в журнале “Американ проспект” статью “Как слабые государства угрожают свободе”. Рассуждая о медленной дезинтеграции России под нажимом гангстеров, коррупционеров и олигархов, Холмс заметил то, чего не видят многие жители стран Запада. “Политически дезорганизованное российское общество напоминает нам о глубокой зависимости либерализма от наличия эффективного правительства. Идея, будто самостоятельные индивиды смогут пользоваться свободами, если власть просто оставит их в покое, оказывается несостоятельной перед лицом тревожной действительности новой России”.
Поклонники интернета нередко забывают о том, что если правительство, пусть и авторитарное, утрачивает способность контролировать население или территорию страны, то совсем не обязательно его место займут демократы. Хотя заманчиво представлять авторитарные государства бездушными сталинистскими пустошами, где все, что ни делает государство, направлено на ограничение свободы личности, однако это сильно упрощенное понимание политики. Допустим, завтра российский или китайский госаппарат рассыплется. Совершенно не обязательно ему на смену придет образцовая демократия. Вполне может начаться анархия и даже, возможно, этнические распри. Конечно, это не значит, что Китай или Россия в принципе нереформируемы. Просто реформы не стоит начинать с уничтожения госаппарата.
Это еще один случай, когда мирный переход Восточной Европы к демократии был воспринят на Западе как неоспоримое доказательство неизбежного возникновения демократии после падения государства, управляемого тиранами-жуликами. На самом деле мирный переход к демократии стал результатом воздействия экономических, культурных и политических факторов, уникальных для этого региона, и конкретного исторического момента. Ход этой мирной трансформации не был предопределен неким законом природы, гласящим, что люди всегда стремятся к демократии и, если устранить все препятствия, она обязательно восторжествует. Утопичность этого подхода стала очевидной в 2003 году, когда после свержения в Багдаде статуи Саддама Хусейна ничего похожего на восточноевропейскую посткоммунистическую демократию не началось. Холмс в другой своей статье так резюмировал редукционистские взгляды: “Снимите крышку, и оттуда вылетит демократия”.
Хуже авторитарного государства только авторитарное государство, которое терпит крушение. То, что интернет вооружает и подкармливает многие группировки, которые ущемляют права граждан и причиняют вред различным меньшинствам, скорее приведет к стремлению общества к более сильному государству, способному защитить граждан от беззакония в киберпространстве. Так как распространители детской порнографии, гангстеры, националисты и террористы пользуются возможностями интернета для того, чтобы причинить как можно больше вреда, терпение общественности рано или поздно иссякнет. Когда китайские “сетяне” становятся жертвами “поисковиков плоти”, они не ждут Робин Гуда. Они ждут от своего правительства – в остальном авторитарного, – что оно примет законы о защите частной жизни и обеспечит их исполнение. Коррумпированные правоохранительные органы России иногда допускают утечки баз данных, содержащих личную информацию множества граждан, в том числе их паспортных данных и номеров мобильных телефонов. Впоследствии эти базы данных всплывают на коммерческих сайтах в интернете. Это вряд ли заставляет россиян славить достоинства ограниченной власти. Помножьте силу интернета на несостоятельность слабого государства – и вы получите анархию и беззаконие. Причина, в силу которой многие обычно тонкие наблюдатели видят демократию там, где ее нет, заключается в том, что они путают либерализацию доступа к средствам коммуникации с либерализацией общества. На самом деле увеличение и удешевление средств коммуникации – если они попадут не в те руки – приведут не к расширению, а к сворачиванию демократии.
Это очень похоже на дискуссию о сравнительных достоинствах блогинга и журналистики. Сейчас любой может вести блог, поскольку средства производства и распространения информации дешевы. Тем не менее наличие у каждого гражданина блога само по себе не оздоровит западную демократию. Напротив, возможные побочные эффекты (исчезновение независимых наблюдателей, неожиданных новостей, дальнейшая поляризация общества) могут перевесить неочевидную пока пользу революции блогеров. (Это не значит, разумеется, что правительство или частные структуры не в состоянии справиться с этими эффектами, приняв ряд разумных мер.) Почему мы должны иначе отнестись к интернету и политике? Как мы знаем, многие общественные проблемы после расцвета социальных медиа могут значительно усложниться. Нам следует начать принимать в расчет всю совокупность побочных эффектов, а не только то, что издержки массовой политической деятельности радикально уменьшились.
Рассуждая об ошибочности концепции “чем проще доступ к технологиям, тем больше демократии”, Джеральд Доппельт, профессор философии Калифорнийского университета в Сан-Диего, предлагает еще одну тему для размышлений: “Для того, чтобы оценить влияние некоторого шага в сфере технической политики на демократизацию техники и общества, следует поинтересоваться тем, какая именно группа выступает в защиту технологии, какое положение она занимает в обществе, что она не приемлет, какое этическое значение для идеалов демократии имеют технические изменения, к которым эта группа стремится”. Без этого и самые прозорливые наблюдатели не уйдут дальше парадоксального вывода, будто использование “Аль-Каидой” блогов идет на пользу демократии, потому что блоги открывают новые легкие пути к участию общества в политике. Стоит избегать любой концепции демократии, которая считает доступность мобилизации населения единственным критерием демократизации, особенно сейчас, в бурную цифровую эпоху.
