По мнению Лео Маркса, сладить с угрозами, которые несет в себе концепция техники, можно, переосмыслив необходимость ее помещения в фокус интеллектуального поиска, не говоря уже о теории действия. Чем больше мы узнаем о технике, тем меньше смысла рассматривать ее саму по себе, в отрыве от других факторов. По словам Маркса, “парадоксальным результатом более глубокого знания и понимания техники становится сомнение в обоснованности помещения ‘техники’ с ее необычайно нечеткими границами в центр дискретного поля специальных исторических (или других научных) знаний”. Иными словами, неясно, что мы выигрываем, рассматривая технику как самостоятельную движущую силу исторического процесса, раз она, как правило, больше скрывает, чем рассказывает об обществе, политике и власти.
Исследования интернета идут в противоположном направлении. Научные центры, занимающиеся изучением интернета, эти интеллектуальные бастионы интернетоцентризма, продолжают появляться в университетах и трудятся над его конкретизацией и деконтекстуализацией. Почти каждая газета или журнал публикует интервью с интернет-гуру, и это достаточно тревожный признак. Какими бы глубокими знаниями об архитектуре интернета и многообразной, занимательной сетевой культуре ни обладали эти эксперты, они не вполне понимают, как устроено общество – даже западное. Интернетоцентризм настолько сильно повлиял на публичный дискурс, что люди, обладающие отрывочными знаниями о современном Иране, воспринимаются как лучшие специалисты по иранской твиттер-революции – как будто чтение твитов может объяснить политику этой чрезвычайно сложной страны лучше, чем внимательное изучение иранской истории.
Почему технологии не бывают нейтральными
Технологический детерминизм столь же опасен, как и его противоположность: слепое отрицание того, что одни технологии в определенных общественных условиях в силу своей природы скорее вызовут определенные социальные и политические последствия, чем другие технологии. В самом деле, нет более банального, широко распространенного и в корне неверного суждения, чем следующее: техника нейтральна. Все зависит от того, как использовать орудие: ножом можно убить человека, а можно и строгать дерево.
О нейтралитете техники на Западе спорили давно. Джованни Боккаччо рассуждал в середине XIV века: “Кому не известно, что для всех живущих вино благодетельно… а у кого лихорадка, тому оно вредно? Но если оно вредно для лихорадящих, значит ли это, что оно пагубно вообще?.. Равным образом оружие охраняет благополучие желающих жить в мире, и оно же нередко убивает людей, но не потому, что оно само по себе было губительно, а по вине тех, кто употребляет его во зло
[24]
”.
О нейтралитете Сети нередко упоминают, когда речь заходит о демократизации. Ларри Даймонд из Гуверовского института отметил, что “техника – это всего-навсего средство, служащее и высоким, и низким целям. Так же, как радио и ТВ могут являться носителями информационного многообразия и поддерживать осмысленный спор, они могут быть привлечены тоталитарными режимами для фанатической мобилизации и тотального государственного контроля”. А Хиллари Клинтон в своей речи о свободе интернета напомнила, что “так же, как из стали можно строить больницы, а можно и делать пулеметы, как атомная энергия может освещать город, а может и сжечь его, современные информационные сети и сопутствующие им технологии можно использовать во благо, а можно и во зло”. Самое любопытное в сравнении интернета с ядерной энергией в том, что оно предполагает необходимость усиления, а не ослабления надзора и контроля над интернетом. Никто не станет утверждать, что атомными электростанциями нужно управлять так, как угодно их владельцам. Заявление о “ядерной свободе” как средстве освобождения мира звучит достаточно абсурдно.
Промышленные дизайнеры предпочитают думать, что инструменты обладают некоторыми воспринимаемыми качествами. Эти “приглашающие” качества, или аффордансы, подсказывают нам, но не диктуют, как следует пользоваться этими предметами. Стул может “приглашать” посидеть на нем или выбить им окно (все зависит от того, кто и почему смотрит на стул). То, что некоторая технология полифункциональна и обладает множеством аффордансов, не избавляет нас от необходимости тщательно анализировать ее этическую составляющую, сравнивать возможные результаты ее использования во благо общества с вредными эффектами, оценивать, каким образом – полезным или вредным – она с наибольшей вероятностью будет применяться, и, наконец, принимать решения о том, следует ли законодателям и политикам поощрять эти эффекты или бороться с ними. Так, ядерная технология в теории красива, сложна, безопасна и восхитительно сконструирована. В действительности она обладает одним аффордансом, которому большинство обществ не позволяет себе поддаться (по крайней мере, поддаться, не соблюдая при этом технику безопасности).
Точно так же причина, по которой руководство большинства школ запрещает ученикам носить с собой ножи, заключается в том, что это может привести к кровопролитию. То, что мы точно не знаем, как молодые люди воспользуются ножами, если те окажутся в их руках, – недостаточно убедительный довод в пользу разрешения носить ножи. С другой стороны, наша осведомленность о том, как ножи можно использовать во вред, даже если такая возможность мала, дает нам достаточно данных для ограничения их ношения. Таким образом, большинство обществ не желает испытывать судьбу и поощрять (например, в школах) некоторые аффордансы ножей (например, их способность ранить).
Следовательно, главная проблема тезиса о нейтралитете техники состоит в том, что он абсолютно бесполезен для политики. Этот тезис может послужить хорошей отправной точкой для каких-либо научных исследований, однако он не является фундаментом для чуткой политики, которая нередко заключается в поиске баланса между конкурирующими продуктами в определенных ситуациях. Если техника нейтральна и неизвестно, какое влияние на общество она окажет, то все зависит от того, кто и как ею пользуется, – и тогда оказывается, что политики и граждане могут сделать до обидного мало для контроля над ней. Неправильное обращение с некоторыми простыми технологиями, однако, столь часто встречается и его так просто заметить, что их неуместность в некоторых контекстах совершенно очевидна. Трудно представить человека, который на собрании Ассоциации родителей и учителей стал бы доказывать, что ножи – лишь инструменты, которые могут быть использованы во благо или во зло. Но когда речь заходит о более сложных технологиях (особенно об интернете с его изобилием приложений), их условная нежелательность становится гораздо менее очевидной, за исключением, возможно, самых недвусмысленных обстоятельств (например, когда дети сталкиваются в Сети с порнографией).
Исходя из идеи нейтралитета техники, политикам остается лишь изучать стоящие за ними социальные группы, а не технологии сами по себе. Кто-то скажет, что если интернет служит репрессивным режимам, винить нужно не интернет, а диктаторов. Этот подход тоже безответственен. Даже те, кто утверждает, что логика техники меняется под влиянием логики общества, взявшего ее на вооружение, не предлагают игнорировать логику техники. Иранская полиция может бесконечно изучать социальные сети, однако если “Фейсбук” обеспечит лучшую защиту данных своих клиентов, это затруднит полицейским сбор информации об иранцах в “Фейсбуке”. Точно так же “Фейсбук” может не менять объем личных данных, доступных широкой публике, без предварительного недвусмысленного согласия пользователя.
