Сталин обдумал все возможности, несмотря на непреодолимое желание не спровоцировать немцев на конфликт. Война с нацистами в 1941 году совершенно не отвечала его интересам. Возможно, он понимал, что рано или поздно столкновения с рейхом не миновать, но считал, что неизбежное случится не ранее 1942–1943 годов. За это время он вполне мог успеть подготовить армию и воспользоваться всеми благами секретного протокола Пакта о ненападении, согласно которому к Советскому Союзу должны были отойти обширные европейские территории, включая значительную часть Польши. Однако Сталин руководствовался не только фактами, но и собственными надеждами – ведь то, что вызывало энтузиазм у немцев, у Сталина могло вызвать недоумение.
Не только Сталин верил, что если не идти на провокации Гитлера, то Советскому Союзу удастся избежать конфликта. Маршал Жуков, в феврале 1941 года назначенный главой советского Генерального штаба, позднее рассказывал о тех временах следующее: «Большинство чиновников из окружения Сталина разделяли его политические убеждения. Все соглашались с тем, что, пока мы не реагируем на провокации со стороны Германии, пока не нарушим установившегося порядка, Гитлер также не нарушит Пакта о ненападении и не перейдет в наступление»22.
Именно из-за этой стратегии попустительства после падения коммунистического режима Советский Союз стали часто обвинять в том, что СССР и сам планировал напасть на Германию в 1941 году. (Этим же пытались оправдать свои действия и нацистские пропагандисты во главе с Гитлером сразу после начала войны – хотя нет никаких доказательств того, что они действительно начали готовить вторжение по этой причине.) Однако недавно был опубликован датированный 15 марта 1941 года советский документ под названием «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками».
После детального изучения этого документа выяснилось: едва ли его можно назвать доказательством того, что Сталин планировал неминуемое нападение на Германию. Из контекста понятно, что эта записка была составлена исключительно в ответ на информацию о том, что немецкие войска стягиваются к советским границам: «…в условиях политической обстановки сегодняшнего дня Германия, в случае нападения на СССР, сможет выставить против нас до 137 пехотных, 19 танковых, 15 моторизованных, 4 кавалерийских и 5 воздушно-десантных дивизий, а всего до 180 дивизий…»
Далее в записке речь идет о том, что главные силы немецкой армии «будут развернуты к югу от Демблин для нанесения удара в направлении – Ковель, Ровно, Киев», и о том, что «этот удар, по-видимому, будет сопровождаться ударом на севере из Восточной Пруссии на Вильно и Ригу, а также короткими, концентрическими ударами со стороны Сувалки и Бреста на Волковыск, Барановичи».
Перечислив возможные направления удара немецких войск, автор записки считает «необходимым ни в коем случае не давать инициативы германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать немецкую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск», а также рекомендует далее провести два контрнаступления на германскую территорию.
После внимательного прочтения этой записки можно сделать вывод, что она не содержит конкретного плана действий неспровоцированного нападения на Германию – в ней лишь предлагаются оборонительные мероприятия в связи с мобилизацией германских войск, направленные на предупреждение возможной агрессии со стороны рейха. Также очевидно, что не стоит расценивать этот документ как засекреченный план, тщательно скрываемый до недавнего времени; по сути, это всего лишь заключительный доклад в ряде предварительных планов развертывания войск на случай непредвиденного вторжения с Запада.
Несмотря на распространенный миф о том, что советское руководство не предпринимало никаких действий по подготовке к возможному нападению Германии, вся правда заключается в том, что военачальники Красной Армии на самом деле рассматривали возможность развертывания своих войск – просто неправильно планировали место их развертывания. Все предположения, сделанные в докладной записке от 15 мая и в более ранних планах, вращались вокруг того, что Красная Армия в случае войны займет «активную оборону». Несмотря на то, что благодаря обширным территориям Советский Союз мог позволить вражеским войскам пройти в глубь страны, Сталин считал, что лучше будет разделить Красную Армию и дислоцировать значительную часть войск вдоль границы для массированного контрнаступления на территорию противника.
Поведение Сталина весной 1941 года – это поведение человека, который всеми силами пытался не сделать ничего такого, что может восстановить против СССР немцев, а вовсе не поведение полководца, выжидающего удобный момент для нападения. (Русский историк профессор Виктор Анфилов утверждает, что маршал Жуков рассказывал ему о том, что Сталин читал записку от 15 мая и при этом жутко разозлился: «Вы что, с ума сошли? Хотите спровоцировать немцев?») Недавно рассекреченные документы свидетельствуют о том, что Советский Союз до самого вторжения строго соблюдал поставки сырья Германии.
То, что Сталин не хотел развязывать войну с Германией в то время, не означало, разумеется, что Пакт о ненападении остался бы для него священным навсегда. Но из-за своей природной осторожности Сталин опасался переоценить собственные силы. Он придерживался договора о нейтралитете с Японией до того самого момента, когда американцы сбросили первую атомную бомбу. Только тогда Сталин приказал Красной Армии вторгнуться на удерживаемые Японией китайские территории, а затем – и в саму Японию. В то же время, по сути, выдвигаются и такие объяснения, что руководитель Советского Союза попросту сперва выжидал, оценивая перспективы дальнейшего развития военных действий на Западе, и затем, если бы он почувствовал, что пора вмешаться в ход войны ради блага СССР, то никакой договор не удержал бы его.
Нельзя забывать, что именно по этой причине немцы так сильно стремились как можно скорее устранить угрозу, исходящую от Советского Союза. И Гитлер и Сталин прекрасно понимали, что время играет на руку СССР. Потому не только нацистская правящая верхушка, но и многие бывшие немецкие военнослужащие по-прежнему считали грядущую войну превентивной: «Я не хочу сказать, что Гитлер планировал превентивную войну лишь для того, чтобы предупредить неизбежное нападение со стороны СССР, – объясняет Рюдигер фон Райхерт, служивший в то время офицером артиллерии в группе армий “Центр”. – Но термин “превентивная война” вполне уместен в данной ситуации, потому как он знал, что конфликта не избежать, а, нанеся удар первым, он окажется в более выгодном положении. Гитлер понимал, что Сталин вполне может развязать войну. Так что с этой точки зрения мы поддерживали его решение напасть на СССР».
Изначально, по плану «Барбаросса», вторжение было назначено на май 1941 года, но впоследствии дату пришлось изменить – в марте произошел государственный переворот в Белграде, в результате которого военные свергли немецкого союзника, принца-регента Павла. Поэтому 6 апреля германские войска вторглись в Югославию. Из стратегических соображений Гитлер приказал им занять и Грецию. И хотя итальянцы безуспешно пытались захватить эту страну уже в течение нескольких месяцев, Гитлер не хотел подставлять южный фланг немецкой армии перед началом плана «Барбаросса». Югославия и Греция не устояли под натиском германского «блицкрига» и военные действия на этих территориях прекратились уже к концу апреля. Однако из-за таких непредвиденных осложнений начало операции «Барбаросса» пришлось отложить до июня.
