Михаил Тимошенко был одним из советских партизан, членом особого отряда НКВД. Он воевал с немцами и «предателями» среди гражданского населения, находившегося на оккупированных территориях, с беспощадностью, которая наверняка пришлась бы по нраву советскому вождю. Если его отряду удавалось захватить немецких пленных, то он, как правило, отдавал приказ их расстрелять. «А что еще с ними было делать? – недоумевает Тимошенко. – Отпустить их на свободу, чтобы они снова взяли в руки оружие и вновь принялись нас убивать?» Он никогда сам не назначал непосредственных исполнителей приговора – на эту миссию всегда вызывались добровольцы. «Знаете, мы все считали немцев своими заклятыми врагами, которых нужно истребить, – поясняет Тимошенко. – Поймите, дома наших бойцов – вместе с их родителями – сожгли немцы. Они хотели отомстить»19.
Для тех, кто остался за линией фронта, самой насущной проблемой стала базовая человеческая потребность – пропитание. Партизанам изредка сбрасывали с воздуха небольшие запасы провианта, но большую часть времени им все же приходилось питаться за счет местного населения или отбирать провизию у немцев. Тимошенко всегда забирал у убитых им немцев пайки, «особенно, если они принадлежали к дивизиям, прибывшим из Европы, потому что в их пайках всегда были ром и шоколад. Иногда даже салями находили! У них было полно еды, а нам нужно было питаться, чтобы не помереть с голоду».
Когда поблизости не было немцев, на которых можно было устроить засаду, партизаны брали еду у местных крестьян. А это могло стать основной причиной конфликтов. Иван Тресковский был еще подростком, жил со своей семьей в обветшалом доме на окраине села Усяжа, в белорусской глубинке. Он вспоминает, как спрятался на чердаке и слышал, как партизаны наведались к его отцу: «Они были пьяны в стельку! – рассказывает он. – Забрали сало, кур, одежду. Отнесли потом все в соседнюю деревню и продали или обменяли на водку – вот чем они занимались». Однажды зимой 1942 года он слышал, как партизаны кричали на его отца, требуя, чтобы тот вынес им сала, иначе они его убьют. Для местных жителей этого района жизнь обернулась настоящим кошмаром, полным террора и насилия. Каждый день они боялись, что придут немцы, а каждую ночь боялись, что придут партизаны.
Хотя партизаны действительно подрывали немецкие линии коммуникации, но гораздо большее влияние они оказывали на жизнь местного населения на оккупированных территориях. Сам Сталин санкционировал партизан убивать всех, кто пособничал немцам. Михаил Тимошенко признает, что он и его партизаны действительно убивали всех, кого они подозревали в «пособничестве»20. Благодаря расстрелам «предателей» он стал известен настолько, что в немецких пропагандистских газетах появилась на него карикатура с надписью: «Это – командир партизан, который истребляет все, что попадает ему в руки: крадет коров и грабит колхозы». Тимошенко помнит, что на этом рисунке его руки изобразили «по локоть в крови». Он считал это обвинение «несправедливым»: «Они там написали, что я убивал предателей. Да, иногда нам действительно приходилось это делать. Мы расстреливали всех тех, кто сотрудничал с немцами. Но там ведь написали, что я убивал и тех, кто не хотел отдавать мне свой скот. А это уже, конечно, полная бессмыслица».
Такие партизанские отряды устанавливали повсюду свои собственные законы, но Тимошенко объясняет убийства тем, что сам Сталин хотел, чтобы так поступали с теми, «кто утратил веру в победу Советского Союза». Итак, если Тимошенко подозревал, что кто-то из крестьян «предатель», то ночью отправлял к нему в дом двоих людей. Они допрашивали несчастного, чаще всего убеждались в его виновности, а затем расстреливали. «Судов тогда не было, – рассказывает он. – Не было власти, выше моей… Это действительно был террор, но террор против негодяев».
Разумеется, возможности для злоупотреблений в такой системе были огромными. Иван Тресковский вспоминает, что находились даже такие крестьяне, которые по злобе называли партизанам имена тех, кто якобы был связан с немцами, решая тем самым их участь. По его словам, «в то время любой, у кого было оружие, мог творить, что ему заблагорассудится».
Восточная Белоруссия, изобилующая дремучими лесами, окружавшими обособленные населенные пункты, идеально подходила для ведения партизанской войны, и Надежда Нефедова (тогда подросток) вместе со своей семьей на своем опыте убедилась в том, как партизаны могли мстить тем, кого они избрали объектом мести. Однажды ночью, в ноябре 1942 года, местные партизаны ворвались в крошечную деревеньку Прилепы, неподалеку от Минска, и убили сестру Надежды и ее мужа. Никаких объяснений не было, ведь партизанам не было нужды оправдываться в своих убийствах. После убийства пошел слух, что будто бы кто-то видел, что кто-то из семьи разговаривал с немцами. Позже, поскольку партизаны убили той ночью еще нескольких человек, стали поговаривать, будто целое село чем-то не угодило командиру партизанского отряда. В цивилизованном обществе подозреваемых обычно обвиняют, затем доказывают их вину и лишь после наказывают. Но в этом мрачном мире подозрений и мести местных жителей вначале убивали, а после уже начинали задаваться вопросом: а не совершили ли несчастные какое-то преступление?
Семья Надежды Нефедовой приютила и укрыла двух маленьких детей, совсем еще малышей, которые во время расправы над их родителями прятались под кроватью. Но местные партизаны, судя по всему, хотели убить и детей, поскольку взялись за Нефедовых. Днем семья хоронилась в собственном доме, но ночью, когда на пороге в любую секунду могли объявиться партизаны, им приходилось проявлять изобретательность. Отец спал на сеновале, на другом конце деревни, а сама Надежда вместе с матерью и спасенными малышами шли к родственникам в соседние села, чтобы у них укрыться. Каждое утро они встречались дома и выходили на работу в огороде, пытаясь вырастить что-нибудь, чтобы выжить.
Местными партизанами командовал Петр Санкович, убежденный коммунист, который до войны был главным ветеринаром района. Его правой рукой был Ефим Гончаров, директор местной школы и член райкома партии. Беззаконие того времени передает в своем официальном донесении, датированном маем 1942 года, другой белорусский партизан, Владимир Лашук: «Я служил вместе с Гончаровым, и мы совершили ряд нападений на фашистских оккупантов, перебежчиков, предателей и прочих немецких пособников»21. И, разумеется, они сами решали, кто был «перебежчиком» и «предателем».
Но семья Нефедовых пострадала не только от рук советских партизан. В марте 1943 года пьяный партизан выстрелил по немецкому самолету, пролетавшему недалеко от Усяжей, родной деревни Надежды. И тот час же последовали карательные меры. На следующий день «юнкерсы» разбомбили с пикирования все село, после чего в деревню вошли полицаи под командой немцев. Большинство местных жителей сразу после того, как началась бомбежка, спрятались в лесу, но брат Надежды, Сийонас, остался в деревне. Он смело взобрался на деревянную крышу своего дома и попытался потушить огонь, который занялся от зажигательных боеприпасов. Дом он сумел спасти, но это стоило ему жизни, потому что он не успел покинуть деревню до прихода полиции. Полицаи подожгли амбар, в котором он спрятался, а когда он выскочил оттуда, застрелили его. Из двадцати восьми жилых домов в деревне во время карательной операции немцев были уничтожены двадцать семь. Погибло двадцать девять местных жителей.
