– Что вы сказали?
– Моя не знает… – встрепенувшись, ответил китаец. – Что-то сам сказалось… Нечаянно… Моя не понимает… Кто-то тут говорит…
Маленький кулачок постучал по груди в районе сердца, и Сережа увидел, как на глазах Доктора Шина навернулись крупные для этого маленького сухонького лица слезы. Но ведь и слезы можно искусственно вызвать.
– Вам долго собираться? – спросил Сережа, стараясь, чтобы его голос звучал участливо.
– Кто я? – спросил Доктор Шин, глядя на майора глазами побитой, но по-прежнему преданно любящей хозяина собаки.
– Вас зовут доктор Хуахин Шинкуа. По национальности вы – колумбиец, а не китаец, – старательно врал Яблочкин. – И мы поможем вам вернуться к нормальной жизни, вернуться к тому, что вы хорошо умели делать и любили делать…
– Что моя делала? – вопрос прозвучал естественно.
– Вы были когда-то талантливым физиком. Ваша нынешняя работа, я не имею в виду работу в автосервисе, я имею в виду ту работу, что вы выполняли после окончания рабочего дня на своем компьютере – подтверждает это. Сами того не зная, вы вернулись мыслями к своей прежней деятельности и не изобретали, а просто вспоминали то, что сделали раньше…
– Вы не видела, что я делал, – возразил Доктор Шин.
– Есть люди, которые видела. То есть видели. – Незаметно для себя Сережа Яблочкин начал подстраиваться под манеру разговора Доктора Шина. – Вам помогут многое вспомнить. Что не сумеете вспомнить, тому вас заново научат. Вы же любите это делать?
– Моя любит работать на компьютер… Придумывать любит…
– Пока вы не придумывали. Вы восстановили в памяти генератор неравномерной плазмы, который сами же сделали раньше… Вам долго собираться? – еще раз повторил майор вопрос.
– Заехать домой взять зубную щетку и покормить попугаев в клетке. У Шина два красивых волнистый попугайчик.
– Попугайчиков возьмите с собой. Сюда вы больше не вернетесь.
– Ваше лечение, доктор Шинкуа, закончено, – сказал, подойдя со спины к Яблочкину, полковник Студенцов. – Я надеюсь, что вы снова станете приятелем Глену Расселу. Только зовут его теперь Алексей Васильевич, а не Глен.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
Сохно радовался, как ребенок, что «сплавил» уже утомившую его «попутчицу» полковнику Согрину. Пусть тот теперь объясняет девчонке, как следует ставить ступню, чтобы передвижение было неслышимым. И от ощущения свободы подполковнику казалось, что он научился летать. Ноги сами несли его к дну ущелья, и он не слышал не только своей легкой поступи, но даже и своего дыхания. При этом прекрасно слышал и видел все, что происходит вокруг. Правда, видеть становилось все труднее и труднее, поскольку темнота сгущалась, а внизу ущелья она становилась совсем уже непроглядной, и, кажется, там начал скапливаться туман, который пришелся бы ему весьма кстати. Именно темнота и туман и требовались подполковнику Сохно.
Времени прошло немного, а событий, наоборот, много, чтобы «чайники» успели похоронить первого убитого и предположительно второго. Но второй мог бы оказаться и просто раненым, что еще лучше, потому что раненый мешает быть мобильными всем остальным, его еще следует перевязать, приготовить для него носилки или волокушу. И рытье могилы, и помощь раненому, при соблюдении максимальной осторожности и тишины, – все это требует времени и сил. Если там, внизу, сидят настоящие китайские спецназовцы, они не бросят тело своего товарища на растерзание шакалам. Обязательно закопают поглубже. Бросить тело товарища не позволит воинская честь. Они вытащили его, чтобы похоронить. И тут же устроили засаду на победителя. И потом еще кто-то пострадал на растяжке, так вовремя сооруженной подполковником. Все эти события становятся обузой и помехой для «чайников», задержкой в выполнении задачи. И Сохно решил эту задержку растянуть как можно дольше, воспользовавшись моментом. По его расчетам, все «чайники» или часть их в настоящее время находятся все в тех же кустах, откуда они наблюдали его вместе с «попутчицей». Скорее всего, часть, потому что остальные должны в это время следить за группой Абу Обейды, точно так же, как следила раньше группа отпетого уголовника Хусея Ювелира. Пока группы не объединены, подполковник Сохно посчитал, что имеет полное право вообще не позволить им объединиться, избрав для этого самый простой и верный вариант: уничтожить их по отдельности. Ночное время и дополняющий тесноту туман существенно упрощали эту задачу, поскольку ночью Сохно всегда чувствовал себя словно волк более уверенно. Эта уверенность опиралась на чрезвычайно развитое умение терпеть. Так, никто не мог соревноваться с Сохно, в умении стоять без движения несколько часов. Просто стоять и ждать возможности, когда следует нанести удар. Он же умел это в совершенстве и не только благодаря своим природным качествам, а еще и благодаря долговременным тренировкам.
* * *
Склон был и здесь крут, но не настолько, как противоположный. Если бы Сохно спросили, как он при спуске умудряется, не глядя, ухватиться именно за тот куст, который не заскрипит и не сломается, он бы не ответил. Точно так же, как не ответил бы на вопрос, почему он, не видя, наступает только на те камни, которые никогда не вылетят из-под ноги и не посыпятся, увлекая за собой другие камни. Все действия человека, отдавшего спецназу тридцать с лишним лет, давно стали автоматическими. А если о своих действиях начнешь задумываться, то обязательно ошибешься – это уже проверено неоднократно.
В этот раз подполковник заходил к зарослям кустов и небольших деревьев, где предполагал застать группу «чайников», не с той стороны, где его уже успели лицезреть, и даже не с противоположной, откуда его могут ждать, а с середины. С середины склона кусты спускались на дно ущелья и продолжались до тех пор, пока не упирались в берег ручья в четыре шага шириной. На противоположном берегу ручья высилась скала.
Снайпер «чайников» подполковника беспокоил мало. Если китайцы уже больше месяца находятся в горах, то у них наверняка кончился заряд в аккумуляторах. И прибор ночного видения, если он есть на винтовке снайпера, и тем более «тепловизор», требующий больше энергии, давно уже не действуют, точно так же, как и бинокли с встроенным прибором ночного видения. Тем не менее Сохно внимательно всматривался в темноту, чтобы не пропустить появления характерного зеленого ободка на окулярах бинокля или прицеле – кто знает, вдруг у «чайников» есть какие-то каналы снабжения…
Но ничего подозрительного на глаза не попалось. И, спустившись до пологого уровня, Сохно вообще улегся на землю, чтобы приложить к камням ухо. И лежал так без движения, почти без дыхания, искусственно сдерживаемого, не менее пяти минут. Конечно, это не самый верный способ обнаружения противника. Почва на дне ущелья местами состоит из мелких камней, местами из земли, поросшей травой, и все это сырое, а сырая почва, как известно, гасит звуки. Но когда образуется туман, звуки, напротив, разносятся так далеко, как никогда не разнеслись бы в сухом воздухе. И даже осторожный шепот, произнесенный вдалеке, кажется громким разговором, который происходит рядом.
