Не должен вызывать сомнения тезис о том, что классовое сознание трудящихся России было высоко развито, хотя другие признаки “классовости” сильно отстали. Вульгарное советское обществоведение прошло мимо этого важного факта, но сейчас важно его вспомнить. Антонио Грамши писал в 1917 г. (сходную мысль по-иному выразили и другие мыслители), что русские рабочие как бы собрали и впитали в себя классовое сознание, накопленное рабочими всего мира за триста лет. Они стали пророком, несущим в себе “угль, пылающий огнем”, мысль и язык трудящихся всех времен и народов.
Надолго такое горение не дается, и дело послевоенных поколений было ввести прежнее горение в спокойный режим, но этого не сумели сделать. Вместо этого элита загнала трудящуюся массу сначала в мыслительные структуры мещанства (“среднего класса”), а потом и соблазнила буржуазной утопией. Нас толкнули на ту ветвь “социальной эволюции”, которая именно для России является тупиковой и на которой мы как особая культура вымрем. Хотя именно тот взрыв сознания и духа, что произошел в России в начале ХХ века, открыл для нас узкий проход на простор гармоничного развития. Не успели мы это ущелье пройти, оказались не на высоте.
Пример поразительной неспособности составить в уме простую цепочку причинно-следственных связей даже в отношении собственных шкурных интересов дает история шахтерских забастовок 1989-1991 гг. в СССР. Тогда шахтеры были использованы как таран против центральной власти и советской системы — политиками из Москвы и директорами шахт, которые надеялись поживиться в ходе приватизации.
Парадоксально в действиях шахтеров, которые поддались на посулы Ельцина с его “демократами”, то, что именно этот отряд рабочего класса должен был сильнее всех остальных пострадать при переходе от советской системы к “рыночной”. Во-первых потому, что почти вся угольная промышленность в России была нерентабельной и процветала лишь как часть целостного советского хозяйства на плановой основе. Большие издержки при добыче угля были обусловлены уже геологическими характеристиками пластов. Например, как уже говорилось, в США вообще не добывают уголь с глубины более 150 м, а 95% добычи угля США сосредоточено в Аппалачском бассейне с глубиной залегания пластов 63 м. В СССР средняя глубина залегания пластов была в Донецком и Печорском бассейнах 395-420 м, в Карагандинском 300 м и в Кузнецком 200 м
. В 80-е годы добывали уголь уже с глубины более 700 м.
Во-вторых, исторически шахтеры были в советское время выделены как привилегированная часть рабочих. Вот средняя месячная зарплата в 1990 г. рабочих одинакового уровня квалификации — 5 разряда (без надбавок). Аппаратчики в химической и нефтехимической промышленности — 307 руб., слесари-инструментальщики в машиностроении — 326 руб., сталевары — 451 руб., проходчики в угольной промышленности — 611 руб. По всем отраслям промышленности шахтеры имели самую высокую зарплату в сравнении с рабочими того же разряда. Средняя зарплата рабочих по всем отраслям промышленности составляла в 1990 г. 285,6 руб.
.
Недавно Теймураз Авалиани (народный депутат СССР, депутат Госдумы 1996-2000 гг.), который был председателем забастовочного комитета Кузбасса с 17.07.1989 г. по 27.01.1990 г., написал воспоминания о первой забастовке, в ходе которой он и был избран руководителем стачкома
. Мимоходом он сообщает бытовые подробности о жизни шахтеров, из которых определенно видно их привилегированное положение и даже самоуверенность. Он пишет, в частности, о строительстве жилья через ЖСК: “Что интересно. В 1985 — 1989 гг. я агитировал шахтеров брать ссуду на 20 лет под 3% годовых с условием, что 50% за них будут гасить шахты. Желающих было мало. Такова психология человека!” И это при том, что зарплата шахтеров доходила до 1 тыс. руб. в месяц, а квартира площадью 65 кв. м. стоила в ЖСК 7 тыс. руб. Вот эту социальную систему и стали ломать шахтеры.
Известно, что забастовки шахтеров были спровоцированы необъяснимым ухудшением снабжения и одновременно созданием психоза посредством интенсивной идеологической кампании. Т.Авалиани пишет: “Начались перебои с мясом и продуктами из мяса, молочной, кондитерской продукцией и многим др. К давно исчезнувшим с прилавков магазинов красной рыбе, икре, копченым колбасам, винам, консервам дополнительно стали исчезать кондитерские изделия и мясо. Потом дошло до постельного белья, носков, лезвий, сигарет, водки. Но когда шахтеры ехали отдыхать летом в Крым или на Кавказ — там все это было. Все это люди видели и обсуждали между собой, приехав домой. Невольно в груди закипала ненависть. Она тлела и разгоралась…”.
Сам он подозревает злой умысел: “Обстановка накалялась. Ситуация выходила из-под контроля властей. Власти не могли не знать о настроениях в рабочих коллективах. Для того и существовали органы КГБ. Однако сами подливали масла в огонь. С прилавков магазинов исчезло все мыло — и туалетное, и хозяйственное. Исчез стиральный порошок. Исчез чай…
Что стоило в октябре 1988 года перебросить в Кузбасс 2-3 эшелона мыла? Пару пустяков… Будучи ген.директором объединения с 1973 по 1984 годы, я прекрасно знал, что при желании властей можно в течении одного месяца перебросить из Латинской Америки, Океании, Азии в Кузбасс все, что требуется. Но можно было в течение недели взять из гос. резерва то же мыло, мясо, стиральный порошок, консервы с последующим восполнением. Раз это не сделано в течении полугода, значит кому-то из верховного руководства это надо. При этом я видел, как легко поддаются шахтеры манипулированию ими проходимцев… Мне и тогда, и сегодня кажется, что вопрос не решали специально. Исподволь готовили взрыв. И взрыв не заставил себя ждать”.
Но гипотеза о заговоре не обязательна. Пусть даже начались перебои со снабжением из-за того общего хаоса, который был создан в ходе перестройки. Разве разумно поехать из Сибири “отдыхать летом в Крым или на Кавказ”, увидеть там изобилие носков и лезвий, и чтобы из-за этого “невольно в груди закипела ненависть”? Ведь для того человеку и дан разум, чтобы ненависть у него не закипала невольно. Даже более того, если у образованного человека, инженера, крупного руководителя, каким был Т.Авалиани, возникло подозрение, что какие-то враждебные силы “исподволь готовят взрыв”, то тем более его долг был собрать коллег-интеллигентов и призвать их вести с шахтерами разговор в рациональном, рассудительном ключе. Такого разговора как социального явления не было. В целом интеллигенция — как московская, так и местная, сыграла поджигательскую роль.
Т.Авалиани вспоминает: “Общественное мнение ежедневно подогревалось информациями о неудовлетворительном состоянии дел в Кузбассе и в стране. Почти во всех СМИ появлялись рубрики, передачи такие, как на центральном телевидении передача “Прожектор перестройки”. Масла в огонь подлила ХIХ партконференция и ХХVII съезд КПСС. ЦК КПСС, организовал, по сути дела, травлю партийных и хозяйственных кадров, обвинив во всем местные власти. Апофеозом травли и распространения анархии стали выступления Горбачева в Красноярске, Донбассе, Москве с призывами к рабочим: “Вы их давите снизу, а мы будем давить сверху”.
Руководила шахтерами местная отраслевая номенклатура. Социолог В.И.Ильин, излагающий ту историю, пишет: “Менеджмент подставил под шахтерский удар руководство КПСС и правительство СССР… Региональные угольные объединения приняли активное участие в разработке квалифицированных требований бастующих”
.
