Ему было поручено «…упорядочить дела мелких монастырей и привести их в должное состояние…». Нечто подобное делал Томас Кромвель для кардинала Уолси, и тогда целью «упорядочивания» было закрытие монастырей и перевод их фондов и собственности в руки кардинала, который намеревался таким образом финансировать два новых колледжа в Оксфорде. Сейчас цель была другой – изьятие собственности монастырей в пользу казны. Но занимался этим по-прежнему все тот же Томас Кромвель, и бедой монахов было то, что он досконально знал свое дело. К тому же им было больше некуда жаловаться – все апелляции – или в Рим, или даже к руководству монашеских орденов за границей – теперь были приравнены к государственной измене.
Уж какие там тонкие различия в церковной доктрине разделяли Папу Римского и короля Англии, люди в Линкольншире не вникали. Но монастыри были старинными и чтимыми учреждениями и делали немало добра – скажем, в голодные годы служили «центрами социальной защиты», если уж мы используем современное выражение для описания того, что они делали. А делали они то, что кормили голодных и помогали бедным и служили чем-то вроде гостиниц для путешествующих – в общем, их ограбление стало рассматриваться как грех. Этому надо было положить конец, пусть даже и оружием.
Во главе восстания встал сапожник, Николас Мелтон, он-то всем и распоряжался. И теперь спонтанно начавшийся мятеж искал даже не руководителей, а просто грамотных людей, способных связно изложить их требования.
Роберт Аск им вполне подошел.
II
Собственно, отказаться ему было бы даже и затруднительно. Он путешествовал как человек со средствами, то есть не шел пешком, а ехал на лошади. По виду он явно был джентльменом, в том смысле, который тогда вкладывался в это слово: грамотный человек из приличной семьи, уж с ним-то власти будут разговаривать, не так ли? А на случай, если джентльмен начнет упираться и не захочет немедленно принести клятву в том, что будет верен «…всемогущему Господу нашему, Иисусу Христу, и святой католической Церкви, и повелителю нашему, королю Генриху…», они его немедленно вздернут на виселицу.
Формула клятвы была Роберту Аску даже не произнесена, а зачитана, хотя и написана была с безумным количеством ошибок. И от него по-хорошему требовали, чтобы он, во-первых, поклялся в верности этой формуле, во-вторых, исправил в ней ошибки, в-третьих, доставил властям.
Противоречия в том, что клясться надо было одновременно в верности и королю, и католической – именно католической – Церкви, они не видели совершенно.
Роберт Аск как-никак был юристом и не мог не увидеть того, что документ, так сказать, противоречив. Но его это не смутило – он взялся за дело с огромным энтузиазмом. Видимо, нечто подобное уже давно копилось в его душе, и он помчался по дорогам Линкольншира уже не по направлению к Лондону, а по окрестным местам, поднимая их на восстание.
Город Линкольн пал без всякого сопротивления, и оттуда королю и были направлены «…смиренные петиции…» с изложением требований восставших. Написаны «петиции» были уже вполне вменяемо, и просьбы заключались в отставке чиновников, ответственных за «визитации», и в отмене самих «визитаций». Король ответил вполне предсказуемым образом – он заклеймил Линкольншир как «…гнездо мятежников и заговорщиков…» и приказал верным своим подданным немедленно подавить восстание.
Крупные магнаты – герцог Норфолк, герцог Саффолк, граф Шрюсбери – немедленно начали собирать свои отряды и столь же немедленно обнаружили, что их вассалы собираются медленно и неохотно. Ближайшим из них к Линкольну был Чарльз Брэндон, 1-й герцог Саффолк, муж сестры короля Генриха, и человек, безусловно ему верный. Он развернул свое знамя, но сумел собрать под него не более тысячи человек. А против него стояло по крайней мере вдесятеро больше людей, и у них было оружие. Но Чарльз Брэндон был умным человеком. Он не пошел на врага, как ему предписывалось из Лондона. В бою его, несомненно, сокрушили бы сразу – но он просто стоял в угрожающей позиции – и сумел протянуть достаточное время, целых 12 дней. В среде восставших начались разногласия, руководство их рассыпалось, а вслед за этим рассыпалось и ополчение. Восстание в Линкольншире угасло само по себе, и это стало бы концом истории, которую мы здесь рассказываем, если бы не одно дополнительное обстоятельство.
Обстоятельство это заключалось в том, что Роберт Аск пересек реку Эмбер в обратную сторону и добрался до родного ему Йоркшира.
III
Пилигрим, как нам известно из словаря, – это странствующий богомолец, паломник. Крупное восстание, начавшееся в Йорке, а затем перекинувшееся на всю северную Англию, получило название «Благодатное Паломничество» (англ. «Pilgrimage of Grace») – и разрослось оно в огромной степени именно благодаря усилиям Роберта Аска. Он внес в хаос некоторый порядок – во всех городках Йоркшира, что он проезжал, он велел дожидаться условленного сигнала: колокольного звона в главной местной церкви. Когда сигнал был дан – Аск организовал некое подобие штаба и разослал гонцов по округе с приказом звонить в колокола, – то разом восстала вся округа. В качестве эмблемы и знамени была принята чаша с Кровью Христовой на красном поле и святые раны Христа, его пронзенные гвоздями руки и ноги, изображенные по углам знамени.
Вместе с архиепископом Йорка, Эдвардом Ли, войско восставших двинулось на юг, в направлении Лондона. На его пути стоял только герцог Норфолк с пятью тысячами своих людей, и уступал он по численности своему противнику по меньшей мере вчетверо.
Король Генрих явно не понимал, что, собственно, происходит, и слал Норфолку приказ за приказом, требуя сокрушить мятежников, – но, на его большое счастье, герцог его не послушался.
Он сделал то же самое, что и Чарльз Брэндон, герцог Саффолк, – он стал тянуть время. В конце концов, прокормить большое войско, стоящее в поле, было очень нелегко. В те времена даже в Лондоне жило где-то от 40 до 50 тысяч человек, в Йорке, столице севера Англии, – разве что тысяч десять. В общем, руководству восставших надо было решаться – или идти вперед и драться, или начинать переговоры, – и они выбрали путь переговоров.
Теперь они требовали, чтобы отделение Церкви Англии от Рима было прекращено, чтобы Томаса Кромвеля немедленно уволили и наказали, чтобы принцесса Мария, дочь Генриха Восьмого от его брака с Катериной Арагонской, вновь была признана законной дочерью короля, чтобы выбор членов Парламента меньше зависел от королевской воли и чтобы парламентарии имели полную свободу высказываться так, как считают нужным. И конечно, они требовали полной амнистии для всех, кто участвовал в восстании.
К этому времени до Генриха Восьмого начало доходить, насколько опасно его положение. В каком-то смысле он в данный момент был очень похож на Ричарда Третьего в 1485 году, сразу перед его крушением. Он, законный король, кликнул на помощь своих верных вассалов, но они что-то задерживались…
И он дал герцогу Норфолку соответствующие инструкции. Когда 6 декабря 1536 года в лагерь войск Норфолка явились делегаты восставших – десять рыцарей, десять сквайров и десять лиц, дворянским званием не обладавших, – их встретили со всей возможной учтивостью. Все их требования принимались – даже без обсуждения. Все, что от них требовалось, – это мирно разойтись по домам. Конечно, были люди, сомневающиеся в королевской милости. Но тут большую роль опять сыграл Роберт Аск – он заявил, что королевское слово для него является достаточной гарантией и что он свои полномочия «…главы и капитана восставших…» с себя слагает. В ответ он получил личное письмо от короля Генриха. Тот приглашал Роберта Аска навестить его для того, чтобы провести Рождество при королевском дворе.
