Мемуары Лемана в том виде, в каком они представлены в книге Монастерьо, не являются повествованием в строгом смысле слова. Они полны мистицизма, оккультизма и отсылок к радикальным мыслителям, стоявшим у истоков национал-социализма в Германии в 1920-х годах; судя по всему, Леман был хорошо знаком с многими из этих людей. Его странные отступления, в которых Гитлер предстает кем-то вроде медиума, посредника для оккультных сил, стремившихся уничтожить Землю, производят впечатление абсурдной апологии зла холокоста, за которым стояли конкретные люди из плоти и крови. (В одном месте Леман даже предполагает, что между Гитлером и британскими оккультистами состоялась «магическая битва»,
[661]
в результате которой последние сумели защитить свою страну от вторжения Германии в 1940 году.)
В книге «Hitler murió en la Argentina» содержатся и наблюдения Лемана за ухудшающимся здоровьем Гитлера, в чем сам Леман видел вину доктора Теодора Моррелля, практикующего врача и специалиста по лечению венерических заболеваний, которого в 1936 году фюреру представили его фотограф Генрих Гофман и Ева Браун, работавшая в то время ассистенткой Гофмана. Леман обвинял Моррелля в «рискованном применении наркотиков и других веществ сомнительного действия». Он отдавал должное своему коллеге за видимый успех в лечении желудка фюрера, но вместе с тем утверждал, что нервная система Гитлера, и без того уже достаточно расшатанная, после лечения Моррелля осталась «пораженной хронической болезнью», и что Моррель «серьезно отравил эту тонкую материю, которую нелегко восстановить». Леман также обвинял Моррелля в использовании галлюциногенных препаратов с целью усилить свое влияние на пациента.
Заметки Лемана о физическом состоянии Гитлера в книге Монастерьо становятся более подробными с момента переезда на эстансию «Ла-Клара» в 1955 году. Адольфу Гитлеру исполнилось 66 лет, и его здоровье, окрепшее после приезда в Аргентину, теперь стало снова слабеть. Многие историки от медицины предполагают у фюрера болезнь Паркинсона, первые признаки которой, возможно, появились еще в 1930-х гг.; после 1950 года симптомы стали быстро развиваться и большую часть времени он проводил в покое и задумчивости. Политика интересовала его все меньше. Борман, которому Гитлер по-прежнему доверял, рассказал ему, в какой серьезной опасности оказалась «Организация» после падения режима Перона, но у Гитлера уже не было ни сил, ни средств, чтобы что-то изменить. Лишившись общения с внешним миром и не возглавляя больше никакой хоть сколько-нибудь влиятельной структуры, престарелый диктатор оказался брошенным в одиночестве и забвении.
Опираясь на заметки доктора Лемана, капитан Монастерьо пишет о рутинности повседневной жизни Гитлера. Как правило, он появлялся незадолго перед полуднем. Поприветствовав Лемана и Бете, он шел на прогулку со своей собакой, которая была той же породы, что и прежняя любимица фюрера, Блонди, и имела ту же кличку. Остаток дня он отдыхал, разговаривал с двумя своими компаньонами или снова отправлялся гулять. После Гитлер проводил с Бете так называемые «рабочие совещания», бессвязно и путанно болтая обо всем подряд, на которых бывший моряк задерживался порой до 3–4 часов утра. По словам Лемана, временами бывший фюрер «вновь расцветал», однако ненадолго. Его нервная система оставалась надорванной, и по мере того, как в унынии проходили год за годом, меланхолия стала его обычным состоянием.
Разговаривали эти трое много. Леман называл их компанию «чудаками» и «изгнанниками», полностью оторванными от внешнего мира и происходящих в нем событий. Отношение доктора к Гитлеру, как можно заключить из его записей, было сложным. К своему пациенту он проявлял обычное для врача участие, однако время от времени обзывал его «чудовищным диктатором, который ныне потерял и лицо, и мундир». С презрением он говорил и о Генрихе Бете, называя его «человеком, который, похоже, умер много лет назад». Собственное незавидное положение вызывало у него приступы жалости к себе: он считал себя «старым забытым доктором, который на закате жизни оказался в слишком тяжелых условиях, которые он не в силах вынести».
20 апреля 1956 г., в свой 68-й день рожденья, Гитлер ожидал прибытия четверых важных гостей (Леман не упомянул, кем они были). Ему пообещали представить подробный доклад о текущей обстановке в нацистской партии, однако никто из гостей так и не появился. Именно тогда Гитлер впервые заподозрил, что Борман окончательно предал его. В сентябре того же года он слег в постель из-за сердечного недуга. Доктор Леман запретил ему беспокоиться даже по малейшему поводу, и Гитлер навсегда оставил все мысли о политике.
По воспоминаниям Лемана, в начале ноября 1956 года Борман, который до этого ездил в Чили, посетил ранчо «Ла-Клара». Поначалу Гитлер принял его холодно. Они проговорили больше трех часов, но к концу этой встречи к Гитлеру опять вернулся оптимизм. Его старый помощник заверил его, что «Организация» уверенно растет и развивается. Борман пробыл в поместье два дня и на утро своего отъезда подозвал Бете к себе. Поблагодарив бывшего моряка за службу и неоценимые услуги, он попросил его не тревожить Гитлера по какому бы то ни было поводу и постараться сделать его жизнь как можно более спокойной. Борман сказал, что однажды придет день, когда Гитлера снова услышит весь мир, но на текущий момент его здоровье было важнее всего.
Свой оптимизм Гитлер сохранил ненадолго; его неоднократно посещали мысли о самоубийстве, от которого его отговаривали Бете с Леманом, ставшие ему самыми близкими товарищами. В отличие от тех свидетелей, которые были с Гитлером в бункере до 28 апреля 1945 г. и утверждали, что тогда он был усталым, но полностью владел собой, Леман полагал, что суицидальные настроения присутствовали у Гитлера уже тогда: «Такая же мания самоубийства обуяла его и в бункере в 1945 году, но на том этапе Борман все еще отводил Гитлеру ключевую роль в своих послевоенных планах и поэтому предотвратил то, что жестоко ударило бы по его замыслам о возрождении организованного нацизма». Впрочем, не следует забывать, что сам Леман в бункере не присутствовал.
Заточение, в котором волею судьбы оказался Гитлер – да еще в столь неудачно подобравшейся компании двоих товарищей по несчастью – подтолкнуло и его самого к некоторым неожиданным признаниям. Так, он поведал Бете о любовной интриге с «истинной представительницей арийской расы», спортсменкой Тилли Флейшер. На печально известных Олимпийских играх в Мюнхене в 1936 году она завоевала золото в метании копья, и Йозеф Геббельс представил ее фюреру. Влюбившись в Тилли с первого взгляда, Гитлер поселил ее в загородном доме в пригороде Берлина. Их романтическая связь продолжалась 8 месяцев, но когда Гитлер узнал, что Тилли ждет ребенка, то попросил своего друга доктора Фрица Хойзера жениться на ней. Хойзер повиновался и, когда Тилли была на 5-м месяце беременности, получил изрядную компенсацию за выполнение «патриотического долга»: он был назначен главным инспектором медицинской службы Франкфурта. Когда в 1945 году Третий рейх рухнул, доктор Хойзер добился развода, упаковал чемоданы и покинул Германию. Гитлер видел свою внебрачную дочь, которую назвали Гизелой, лишь однажды.
[662]
