Расширение НАТО — важнейший симптом. Нам предлагают безучастно смириться с фактом, что блок, созданный в военных целях, ничем не угрожает нашей стране, даже если приблизится на пятьсот километров. Строго говоря, речь идет не о полумиллионной армейской "добавке" к семимиллионному контингенту НАТО, не о трехстах современных аэродромах вблизи российских границ, и даже не о контроле над территорией, послужившей трамплином для наступлений на Москву в 1612, 1709, 1812, 1920 и 1941 годах. Речь идет о неудаче курса, начатого Петром Великим и патетически продолженного демократами-западниками начиная с 1988 г. Мы говорим о расширении НАТО, а имеем в виду сигнализируемую этим расширением Североатлантического блока новую изоляцию нашей страны.
Расширение НАТО, собственно, лишь наиболее очевидный и грозный признак нового курса Запада. В практической жизни не менее важен визовой барьер, которым отгородил от себя Россию Запад – США, Великобритания, Шенгенская зона Европейского Союза, создающие визовой железный занавес. Не ради этого разбивался «железный занавес». Не ради этого крушили берлинскую стену. Мечты о едином культурном пространстве, о возможности купить сегодня билет и быть завтра в Берлине, Париже, Лондоне споткнулись о визовые барьеры как замену "железному занавесу". Эмоциональный порыв идеалистов споткнулся о реальность, оказавшуюся значительно более суровой.
Расширение НАТО и одновременная визовая изоляция России объективно изолирует ее от западной системы, и вся последующая логика ее действий в этом случае (осознают это в Вашингтоне или нет) будет направлена отныне на то, чтобы создать противовес. Частью его могут быть и антизападные державы и традиционный русский ответ — национальная мобилизация. Игнорирование России в системе европейской безопасности меняет всю парадигму благорасположения к Западу, восторжествовавшую в 1991 г. над коммунистическим изоляционизмом.
4. Происходит нечто исключительно важное, на что в США не обращают достаточного внимания. Рассасывается та прозападная интеллигенция, чья симпатия, любовь (и даже аффект) в отношении Америки были основой изменения антиамериканского курса при позднем Горбачеве и раннем Ельцине. Именно эта интеллигенция создавала в России гуманистический имидж Запада, именно она готова была рисковать, идти на конфликт со всемогущими правительственными структурами ради сохранения связей с эталонным регионом. Именно эта, любившая Америку интеллигенция, слушавшая десятки лет сквозь глушение "Голос Америки", вешавшая на стены портрет Хемингуэя, прививавшая студентам и читающей публике любовь к заокеанской республике, ее культуре, литературе, джазу и т. п. Когда-то именно она окружали Горбачева, их вера в солидарность демократической Америки была едва ли не беспредельной.
Однако следование за Западом в деле внедрения рыночных отношений стало ассоциироваться с потерей основных социальных завоеваний в здравоохранении, образовании и т. п. Ныне, в жестких условиях прогайдаровского рынка эта интеллигенция не только нищает в буквальном смысле, но лишается того, что делало ее авангардом нации, фактором национального обновления — авторами толстых журналов, выпускаемой миллионными тиражами "Литературки", бесплатно печатаемых книг. Ныне отходит от рычагов общенационального влияния. Значительная часть опускается на социальное дно, некоторая часть этой интеллигенции покидает страну. Только в 1993 г. сорок тысяч ученых выехали за пределы страны. (В начале двадцать первого века — уже 300 тысяч). Мост между Востоком и Западом теряет самое прочное свое основание. Исчезает тот дух уважения американской цивилизации, без которого слом "холодной войны" растянулся бы еще на десятилетия. Для восстановления утраченного интеллектуального потенциала понадобятся поколения. И будут ли новые, более жесткие и эгоцентричные интеллектуалы такими же приверженцами западных ценностей?
Возможно, самое главное: восприятие американской и российской элит не соответствуют друг другу. Поистине, в контакт входят две разные цивилизации, западная и восточноевропейская. Убийственное дело — историографически проследить за переговорами по ядерным или обычным вооружениям между Востоком и Западом. это в блистательных книгах С. Талбота о переговорах по СНВ все логично и рационально. На западных собеседников эмоциональный натиск Востока не производит ни малейшего впечатления. Есть холодное удивление по поводу спешки Шеварднадзе и Горбачева. Кого в США интересовало то, что так волновало устроителей московских торжеств, посетит ли президент США Красную площадь или только Поклонную гору? Стоит лишь положить по одну сторону воспоминания М. Горбачева, Б. Ельцина, А. Добрынина, А. Черняева а по другую, скажем, Дж. Буша и Б. Скаукрофта, Дж. Шульца, Дж. Бейкера, Дж. Мэтлока, С. Тэлбота, описывающих одни и те же события, чтобы убедиться в рационально-эмоциональном тупике, доходящем до уровня несовместимости. То, что так важно одной стороне (овации толпы, обращение по именам, дружеское похлопывание, обмен авторучками и прочая тривия), не имеет никакого значения для другой стороны, хладнокровно фиксирующей договоренности, предельно логичной в методах их достижения, демонстрирующей неукоснительное отстаивание национальных интересов. "Новое мышление для нашей страны и для всего мира" жестоко сталкивается с хладнокровным реализмом как единственной легитимной практикой защиты национальных интересов. Самое печальное во всем этом то, что не происходит накопления опыта. Восток и не собирается изменять эмоциональному началу, на Западе и в голову не приходит подменить бюрократию застольем.
2. Россия в Антитеррористической коалиции
Чудом эпохи после холодной войны то, что Россия сумела перенести коллапс, который сделал ее стратегически неуместной, без революции и реваншизма.
Ч. Краутхаммер, 2002
Президент Путин после незамедлительного выражения сочувствия жертвам 11 сентября, размышляя в своей сочинской резиденции, увидел в лице жаждущей мщения послесентябрьской Америки редкий в истории шанс. Террор в Чечне подталкивал. И российской руководство решило воспользоваться этим шансом: на волне сочувствия жертвам страшного Сентября, обозревая свои сузившиеся возможности, решая задачи национальной безопасности, российское руководство решило присоединиться к американскому гиганту, провозгласившему знакомое: «Кто не с нами, тот против нас». Путин, преодолевая внутреннее сопротивление, принял решение о значительной коррекции внешнеполитического курса России, о повороте в сторону сближения с Западом.
Позиция Кремля в отношении террористической атаки на США была сформулирована безоговорочным образом. Почему? Решение Москвы было обусловлено рядом геополитических, экономических и цивилизационных соображений. Главное среди этих соображений носило геополитический характер. Что лучше: стоять в одиночестве (с пустынной Сибирью) перед двумя гигантами – более чем миллиардными Китаем и столь же многочисленным мусульманским миром, или хотя бы частично полагаться на мощь самой могущественной страны мира, нежданного союзника в борьбе с исламским экстремизмом на собственно российской территории, на которого Россия может положиться и в схватке с экстремизмом в Чечне и на далекой заставе 201-й российской дивизии, стерегущей выход из кипящего Афганистана?
