Таким образом, экономический компонент картеровской стратегии консолидации союзных и зависимых стран дал лишь частичные результаты. В тарифном соглашении 1979 г. мы видим компромисс, негативной частью которого для США является сохранение за Европейским экономическим сообществом права расширять зону своего влияния в развивающихся странах путем политики преференций. В валютной сфере Дж. Картеру не удалось подключить Западную Европу к политике укрепления доллара. Вашингтон не сумел предотвратить формирования сепаратной валютной политики ЕЭС.
Одна из главных причин неудачи трилатералистской политики Дж. Картера, целью которой было укрепление экономического влияния Америки в зоне развитого капитализма, состояла в серьезном отставании США от других развитых капиталистических стран в области повышения производительности труда, темпы прироста которой в 1968 – 1978 годах составили в среднем за год только 1,5 %, почти в два раза меньше, чем в предшествовавшие 20 лет*.
К экономическому компоненту картеровской политики укрепления глобальной зоны влияния следует отнести программу замедления передачи в «незрелые» регионы той техники и технологии, которые быстро уравнивают силовые возможности развитого капиталистического «треугольника» и огромной массы развивающихся стран. В первую очередь это относилось к передаче ядерной технологии* и торговле оружием (Дж. Картер провозгласил 19 мая 1977 г. программу ограничения продажи обычного оружия развивающимся странам)*. В поисках новых структур, закрепляющих американское влияние в мире, правительство США стремилось максимально «политизировать» ежегодные встречи семи ведущих капиталистических стран, была выдвинута идея превращения экономических встреч в верхах в стратегические встречи в верхах*.
Третий компонент политики, направленной на сближение зоны развитого индустриального общества, основанного на выборной демократии и свободном рынке. Осью американской внешней политики, публично утверждал президент, являются защита и распространение гражданских прав всех народов Земли.* Дж. Картер и его сторонники стояли за отделение «развитой» части мира от «незрелой», где парламентаризм еще не вылился в устойчивые формы. В первые три года правления Картера союзники реагировали на развернутую американцами кампанию в основном риторически. Но с ужесточением после декабря 1979 г. курса Вашингтона как реакции на введение Советским Союзом военного контингента в Афганистана в декабре 1979 г., наступил этап, когда союзникам было предъявлено требование принять более жесткие меры в отношении СССР. Вашингтон ожидал проявления солидарности прежде всего от всех основных политических центров Западной Европы – Лондона, Бонна, Парижа. Эти три столицы продемонстрировали в своем отношении к силовому курсу Вашингтона значительное расхождение и в оценках, и в подходах к нему. Наиболее приближенной к американскому «эталону» была политическая линия Лондона, который, отчасти находясь в оппозиции к остальным странам Европейского сообщества, отчасти вследствие остаточных элементов своих «особых отношений» с США продемонстрировал большее, чем у соседей, стремление к демонстрации атлантической солидарности. Правительство М. Тэтчер было склонно к усилению жесткости в своей политике. Если Англия продемонстрировала наибольшую солидарность с курсом Дж. Картера, то Франция поддалась американскому давлению в наименьшей степени. Творцы американской внешней политики не учли полностью то обстоятельство, что при президенте В. Жискар д'Эстэне разрядка в Европе принесла Франции упрочение ее экономических и политических позиций, позволила увеличить широту маневра французской дипломатии, давая возможность западноевропейской «девятке» вести более самостоятельную политику.
Франция стремилась заручиться поддержкой самой мощной экономической державы Западной Европы – ФРГ, которая в конце 70-х годов попыталась найти курс, идущий как бы между линиями Англии и Франции, допуская колебания то в ту, то в другую сторону. Одна из причин этого – военная зависимость ФРГ от США. Будучи, в отличие от Парижа и Лондона, более ограниченным в своих инициативах в рамках военного союза (на территории страны располагались полмиллиона натовских солдат, бундесвер подчинялся натовскому командованию), Бонн более чутко реагировал на различные инициативы из Вашингтона, поддерживая на сессиях совета НАТО позицию США. С другой стороны, в Бонне не могли не учитывать, что возвращение к «холодной войне» лишило бы ФРГ, благоприятных экономических возможностей, вызвало бы негативные внутриполитические последствия. Западная Германия должна была иметь в виду, что в случае рецидива «холодной войны» под угрозой оказались бы ее разветвленные связи с Восточной Европой, торговля с которой в 1979 г. составила 7,5 млрд. долл.* — четверть торгового оборота ФРГ. Западногерманскими экономистами весной 1980 г. было подсчитано, что бойкот СССР обошелся бы ФРГ в 16 млрд. марок прямых убытков. 500 тыс. западных немцев работали над выполнением заказов из стран Восточной Европы. Не менее важно и следующее обстоятельство. С обострением мировой политической обстановки, несомненно, были бы нарушены планы Бонна возглавить ЕЭС. Будучи экономически наиболее мощной страной этого объединения, ФРГ уступала в военно-стратегическом отношении Франции и Англии, и если вперед вышли бы соображения военно-политической, а не экономико-политической мощи, то задача достичь лидерства в этом блоке была бы для Бонна осложнена.
Видя опасность, которую несет в себе жесткая линия Дж. Картера, Западная Германия вскоре после наступления в декабре 1979 г. обострения в советско-американских отношениях заняла позицию, близкую к французской, осудив спонтанный, непредсказуемый, импульсивный и опасный характер американской дипломатии. Бонн призвал к более точному определению атлантических обязательств. Отражая господствующие настроения, западногерманский журнал «Штерн» писал: «Наш союз с Америкой отнюдь не глобальный военный союз: такой был бы не под силу Федеративной Республике. Как легко может установить всякий, кто потрудится еще раз прочесть Североатлантический договор, это – региональный союз, ограничивающийся Европой и североатлантическим пространством. Мы не обязаны оказывать помощь за пределами района, охваченного Североатлантическим договором, и какие-либо, американо-советские столкновения за пределами этого района не означают автоматического применения этого договора»*. Такая позиция означала, что Вашингтону не следует искать поддержки Бонна в попытках воздействия на Советский Союз, в осуществлении контроля Запада над ближневосточным регионом, в расширении сферы действия Североатлантического договора за пределы Европы. Просчет руководства Дж. Картера заключался в том, что оно верило в. «автоматическое» воздействие фактора западного единства.
В общем и целом в Вашингтоне приняли желаемое за действительное и игнорировали самою возможность того, что у Западной Европы может быть иной, отличный от американского угол зрения на политику разрядки на характер отношений с Востоком. Администрации Картера пришлось убедиться, что западноевропейские страны с большей заинтересованностью относятся к принципам, выраженным в хельсинкском Заключительном акте. Вернуть Европу к временам «холодной войны» означало бы для западноевропейских стран превратить европейский регион в арену конфронтации, сворачивания контактов, нежелательного ожесточения. Для Вашингтона же достигнутая в 70-х годах определенная стабилизация в Европе была вопросом более второстепенным, чем упрочение связей с развитыми капиталистическими странами, на которые Вашингтон смотрел как на средство укрепления позиций США в мире.
