Часть американского истэблишмента увидела опасность, специалисты по американской культуре разделяют эти страхи. Уже в 1983 г. социолог М. Яновиц пришел к выводу, что «испаноязычное население создает в эволюции американского общества такую бифуркацию, что социально-политическая структура Соединенных Штатов приближается к состоянию национального раскола. Близость Мексики к США и сила мексиканских культурных основ ведет к тому, что «естественная история» мексиканских иммигрантов вступит в противоречие с эволюцией других иммигрантских групп. Для Юго-Запада наступит этап культурного и социального ирридентизма, широкой мексиканизации, ставящей под вопрос единство страны».
[610]
Д. Кеннеди говорит, что «если испаноязычные выберут этот путь, они могут сохранять свою культурную особенность бесконечно. И они смогут сделать то, о чем другие культурные группы не смели и мечтать: они смогут бросить вызов существующей культурной, законотворческой, коммерческой и образовательной системе с целью реализации фундаментальных перемен не только в языковой области, но и в основных общественных институтах».
[611]
Р. Каплан отмечает, что «история медленно и верно уже вершится — происходит воссоединение Штата «Одинокой звезды» (Техаса) с северовосточной Мексикой»
[612]
.
Влиятельный теоретик М. Уолцер заметил, что «у Америки нет единой национальной судьбы»
[613]
. Социолог Д. Ронг: «Никто не выступает за «американизацию» новых иммигрантов, как это было в старые дни этноцентризма»
[614]
. П. Бьюкенен жалуется, что «никто не собирается остановить вторжение в Соединенные Штаты, рискуя увидеть радикальное изменение характера страны, превращение ее в две нации с двумя языками и культурами — как израильтяне и палестинцы на Западном Берегу»
[615]
. Известный американский политолог С. Хантингтон пишет: «Вторжение (ежегодно) более чем миллиона мексиканцев является угрозой безопасности американского общества… Это угроза нашей культурной цельности, нашей национальной идентичности и потенциально нашему будущему страны»
[616]
. Ныне 72 процента американцев хотели бы сократить поток иммигрантов, а 89 процентов предпочли бы объявить английский язык официальным языком Соединенных Штатов. Хантингтон предупреждает: «Если ассимиляция не удастся, Соединенные Штаты окажутся разделенной страной, создающей все возможности для внутренней борьбы и последующего разъединения»
[617]
.
Стремление сдержать. Желание видеть свою страну и нацию единой владеет правящим слоем американцев со времен революции и войны за независимость. Один из героев этой войны Джон Джей в 1797 г. писал: «Мы должны американизировать наш народ»
[618]
. Томас Джефферсон полностью присоединялся к этому мнению. Наиболее упорные и настойчивые усилия в этом направлении предпринимались в конце девятнадцатого и начале двадцатого века. По определению очень активного тогда судьи Луиса Брендайса, сделанному в 1919 г., «американизация означает, что иммигрант принимает одежду, манеры, доминирующие здесь обычаи… принимает вместо родного английский язык, делает так, что его интересы, предметы восхищения становятся глубоко укорененными в американской почве и становятся полностью совместимыми с американскими идеалами и стремлениями; новый иммигрант сотрудничает с нами в достижении этих целей, обзаводясь национальным сознанием американца»
[619]
. Все старые пристрастия и лояльности забыты, нити прежних связей разорваны.
Ради этого единства полегли на фронтах гражданской войны 1861–1865 гг. шестьсот тысяч американцев. А президент
Линкольн в мраморе сидит над столицей под надписью «Спасителю Союза». Среди многонациональных стран Америка в этом плане уникальна — она сохранила свое единство. Среди соседей Соединенных Штатов, созданных в 1776 г., развалился Советский Союз (основанный в 1922 г.) и на глазах разваливается Великобритания (созданная в 1707 г. союзом англичан, шотландцев, уэльсцев и ирландцев).
Происходящие перемены несут с собой опасность социального взрыва.
У англоязычных в США три возможности. Они могут признать свое подчиненное положение и жить, так сказать, «параллельно», постигая, что такое быть меньшинством; они могут попытаться ассимилироваться в испанскую культуру и стать частью латинского мира; они могут покинуть ставшие менее знакомыми и менее гостеприимными края (скажем, Майами за последние двадцать лет покинули примерно 200 тысяч англоговорящих), отступая перед валом латинского мира. Все три «выхода» означают, по-существу, признание поражения. Коренная Америка не готова пока к такому признанию. Она отчаянно ищет способ решения этой главной внутренней задачи.
Укрепить веру, трудолюбие и свободу. В современных Соединенных Штатах растет чувство, что спасительным объединительным средством может послужить только религия. И «борцы за единство», за сохранение прежней идентичности обращаются к религии предков.
Укрепить «веру наших отцов» — усилить значимость англопротестантской культуры, как стержня единства страны. В противостоянии нашествию новых идей, нового опыта, новых нравов Америка усиливает элемент религиозности. Ныне происходит исключительно интенсивное религиозное новообращение Америки. Страна не только осталась нацией верующих — религия стала играть еще большую роль в американском обществе — необычная и уникальная среди развитых стран религиозность.
Это мощное религиозно-консервативное движение вызвало немедленное чувство зависти у демократов. Дж. Коткин приходит к выводу, что «ни одна рана не ощущалась демократической партией более остро, чем «развод» демократов с религиозно активными силами».
[620]
Демократы предприняли все необходимые действия для восстановления религиозных связей. И в ходе президентской кампании 2004 г. демократ Керри говорил о «ценностях» не меньше республиканца Буша-мл.
