Главная американская задача — сдержать силы сепаратизма в Европе, ограничить горизонт самостоятельных сил, положить предел неопределенности в эволюции Европы, гарантировать работу объединительных механизмов, добиться координации политики двух регионов. Есть все основания полагать, что Соединенные Штаты приложат немалые усилия, чтобы заручиться дружественностью западноевропейского центра. Жесткий диктат в отношениях с этим центром уже невозможен, но это вовсе не означает, что у Соединенных Штатов нет мощных рычагов (политических, экономических, военных, культурных) воздействия на регион, находящийся в процессе интеграционной консолидации.
В Европе значительно больше сочувствуют Палестине даже при правящей партии «Хамас». И Европа (за заметным исключением Британии и Польши) категорически отрицательно относится к войне, которую США ведут в Ираке, — очень важный момент.
Переходный характер переживаемого момента, может быть, является главной характеристикой эволюционирующего западноевропейского центра, второго (по всем основным показателям) мирового силового центра после США, но еще далекого от американской эффективности. Западную Европу будет ослаблять не только экономическая стагнация (сопровождаемая высоким уровнем безработицы), но и почти повсеместное ослабление роли национальных правительств, усиление местнических тенденций; фрагментация общества; лингвистическое, культурное и, соответственно, политическое размежевание; сепаратистские устремления в основных странах (земли ФРГ, Бретань и Корсика во Франции, Каталония в Испании, Падания в Италии, Шотландия и Уэльс в Объединенном Королевстве и т. п.). Речь идет о восстановлении таких явлений «донационального» прошлого, как Ганзейский союз, Средиземноморская лига и т. п. На фоне создания парламента в Шотландии и Ассамблеи в Уэльсе в значительной мере тормозится общее для всей Западной Европы движение, наступает ослабляющая всех фрагментаризация. Регионализм становится едва ли не главным препятствием на пути консолидации общеевропейских усилий.
Американец Ш. Швеннингер: «Европейцы ощущают угрозу исламского фундаментализма в Северной Африке, не имеющего такого же значения для США. В прошлом такие разночтения между США и (Западной) Европой сглаживались не только в свете советской угрозы, но и ввиду двухпартийной поддержки элиты в США. Ныне мы видим фрагментацию этой элиты»
[797]
.
Ирак способствует разъединению. В своей Нобелевской лекции британский драматург Гарольд Пинтер в конце 2005 г. буквально обрушился на американскую политику, начиная с президента Трумэна и особенно обличая Джорджа Буша-младшего. Теперь европейцы обличают американскую практику в Индонезии, Греции, Уругвае, Бразилии, Парагвае, Гаити, Турции, на Филиппинах, в Гватемале, в Сальвадоре, Чили, где «тысячи узников были убиты, «и вы должны знать это. Преступления Соединенных Штатов были систематическими, постоянными, злостными, безжалостными — но только единицы говорили об этом. Америка манипулировала властью в масштабах всей планеты как сила, якобы стремящаяся ко всеобщему благу, а на самом деле американская политика была брутальной, индифферентной, презрительной и безжалостной».
[798]
В этот же декабрьский день 2005 г. американская газета «Уолл-стрит Джорнел» поместила редакционную статью, столь же жесткую и определенную, против европейских союзников США. Госсекретарь Кондолиза Райе перемещалась по европейским столицам в попытке ослабить обоюдное давление. Война в Ираке нанесла американо-европейским отношениям тяжелую травму.
Понятно, что наибольшее внимание привлекает не ажиотаж академических сторонников тезиса «не упустить исторический шанс», а государственная мудрость республиканцев Буша. Заметим, что поколение Чейни и Рамсфелда выросло в годы обличения Мюнхена, теории «падающего один за другим домино», агрессивного активизма в отношении Ирана в 1953 г., Гватемалы в 1954 г., Кубы в 1961 г., Индокитая в 1960-е годы, Ирана в 1979 г., Гренады, Панамы, Никарагуа, Африки в 1980-е годы. Это поколение «испортил» триумф в холодной войне и апология рейганизма от земли до космоса. Для них, современных неоконсерваторов у власти, «доктрина Буша» — логический итог эволюции победителей в холодной войне.
Преждевременно делать окончательные выводы. Ни западноевропейцы, ни американцы не знают, в каком направлении и с какой скоростью расходятся их пути и что более соответствует их интересам. История в этом смысле безжалостна. Ясно, что прежде общая угроза их объединяла, ясно также, что этой угрозы более не существует. Как указывает один из ведущих американских исследователей, «без враждебной силы, угрожающей обеим сторонам, связующие нити никак не могут считаться гарантированными»
[799]
. Различным, отличающимся друг от друга становится этническое, культурное, цивилизованное лицо Северной Америки и Западной Европы. А экономические интересы, как всегда, разделяют. Обе стороны имеют уже — в лице ЕС и НАФТА — собственную отдельную коалиционную лояльность. Вектор исторического развития североатлантической зоны начал смещаться с центростремительного на центробежное направление.
Первым среди конкурентов дышит в спину Америке объединяющаяся Западная Европа, которая с созданием евро и собственных вооруженных сил создала объективные возможности ослабления тесных политических связей с Соединенными Штатами. Далее последует десятилетие создания европейской армии, что предопределит и военное разъединение с США.
Атлантическая стратегия США. Американцы признают потенциальную силу европейского гиганта. 42 процента американцев — и 51 процент лидеров — считают Европу более важной для США, чем Азия (противоположного мнения придерживаются 28 процентов американцев)
[800]
. Государственное объединение таких размеров способно изменить соотношение сил в мире. В США можно выделить две крайние точки зрения: тех, кто верит в политическую Европу, и тех, кто сомневается в реальности ее создания.
Еврооптимисты ожидают быстрого продвижения Брюсселя в XXI веке к положению одного из бесспорных мировых центров. Так, один из ведущих американских экономистов Ф. Бергстен считает, что ЕС вскоре «достигнет равенства или превзойдет Соединенные Штаты по всем ключевым показателям экономического могущества и будет говорить единым голосом по широкому кругу экономических вопросов… Экономические отношения между Соединенными Штатами и Европейским союзом будут во все большей степени становиться основанием фактического равенства»
[801]
.
Европессимисты полагают, что западноевропейские столицы вольно или невольно обменяли углубление интеграции на ее расширение. Возможно, в ЕС через определенное время будут входить 35–40 государств (включая, как указывает Ж. Атали, Украину и Грузию
[802]
). И это резко ослабит ее внутреннее сближение. Именно в свете того, что европейская интеграция «вглубь» будет медленной и европейский механизм не будет похож на американский, «Америке не следует бояться возникновения соперника»
[803]
.
