Другими факторами, формирующими и характеризующими вооруженную силу, являются отличное оружие и снаряжение, хорошая организация, упорная подготовка, строгая дисциплина и высокий боевой дух. В определенных пределах и если обстоятельства не складываются слишком неблагоприятно, все это может перевесить численность. Каким бы ни было реальное соотношение качества и количества — проблема, ставшая темой обширной литературы, — численное преобладание сил несомненно играет жизненно важную роль в войне. Среди целого ряда факторов победы этот фактор остается первостепенным по важности.
Однако наличие большой по величине силы тоже порождает проблемы. Опять-таки, при неизменной оговорке «при прочих равных условиях», чем больше войсковое формирование, тем оно менее маневренно. Отделение может действовать в любых условиях местности, чего не скажешь о дивизии со всем ее транспортом. Отделение, в отличие от дивизии с ее огромными требованиями в отношении материально-технического обеспечения, может оторваться от своего тылового «хвоста», довольствоваться «подножными» местными ресурсами и действовать некоторое время самостоятельно. Одинокий воин может в мгновение ока развернуться лицом к противнику, заметив его приближение с любого из флангов. Тот же маневр окажется более сложным для шеренги из десяти солдат, и чем больше их число, тем сложнее задача. И это не просто вопрос геометрии. Чем больше подразделение, тем более сложные процедуры управления приходится применять, и тем медленнее его реакция. Высокие технологии в какой-то мере могут смягчить эти проблемы, но уж точно не решить их. Так, современный стандартный порядок действий основан на предположении, что армейский корпус может выполнить два или три приказа в течение двадцати четырех часов. Эта цифра не меняется на протяжении уже двух веков, фактически с того момента, как был придуман corps d’armee.
Более того, маневренность тактических боевых построений, как правило, обратно пропорциональна их силе. Описывая ход битвы у Пидны в 168 г. до н. э., Полибий рассказывает о том, как римский полководец Луций Эмилий Павел испугался при виде македонской фаланги, насчитывавшей 40 тысяч воинов, казавшейся неодолимой в своем движении вперед. Возможно, она и могла быть таковой, но в то же время и уязвимой, поскольку то, что составляло основу ее мощи — сариссы (длинные копья), поддерживаемые плечами целых шестнадцати воинов, — не позволяло ей ни развернуться, ни закрыть брешь в шеренгах. Другим примером может служить тактическое построение XVIII в., которое состояло из длинных тонких шеренг: целью последних было пустить в ход каждое имеющееся ружье и достичь максимально возможной огневой мощи. Медленно продвигаясь вперед, часто останавливаясь, чтобы выровнять ряды, они представляли собой движущуюся стену живой плоти. Два или три залпа, выполняемые ими каждую минуту, хотя и не отличались большой точностью, производили подлинное опустошение. Но и за несколько часов сражения до сорока процентов воюющих в них солдат погибали или получали ранения. Как и предвидели теоретики и как доказал Фридрих II в сражении при Лейтене в 1757 г., основной слабой стороной таких построений была их неспособность достаточно быстро развернуться. Будучи атакованными с фланга, они становились подобными овцам на бойне.
Эти проблемы усугубились, когда во второй половине XIX в. рельсы и железнодорожные составы заменили солдатские ноги в качестве основного средства стратегических передвижений. Железная дорога — неманевренное средство, поскольку поезда могут ездить только там, где проложены железнодорожные пути. Следует заранее тщательно составлять расписание и строго его придерживаться, поскольку любая небрежность может привести к задержкам, заторам и даже столкновению составов. К тому же, погрузка в поезд и выгрузка из него — долгий и медленный процесс, поэтому большим войсковым соединениям — начиная с дивизии и больше, — продвигающимся на расстояния менее 70 миль или около того, намного проще перемещаться пешком. Не кто иной, как Мольтке, сказал, что если начался процесс переброски армии с помощью железных дорог, то в него уже невозможно внести изменения. В последующий период все большее расширение сети железных дорог в Европе до некоторой степени изменило эту ситуацию, но положение дел осталось прежним. Самый известный пример — это план Шлиффена в Германии, который был подробно разработан за несколько лет до начала Первой мировой войны. Когда же в последнюю минуту Кайзер предложил внести изменения в план, чтобы использовать открывшиеся, как тогда ошибочно казалось, дипломатические возможности, его начальник Генерального штаба, племянник великого Мольтке, воздел руки к небу и поклялся, что невозможно ничего изменить.
Правда, современные армии в меньшей степени зависят от железной дороги, чем их предшественники. Однако все равно в этом случае следует иметь в виду их огромный аппарат материально-технического обеспечения. Во время франко-прусской войны одна дивизия потребляла примерно 50 тонн припасов, главным образом продовольствия и фуража, в сутки. К 1916 г. этот показатель вырос до 150 тонн, в основном за счет поставок боеприпасов, горючего, запасных частей и техники. Немецкий генеральный штаб в 1940–1942 гг. исходил из того, что танковой дивизии, находящейся в Западной пустыне Египта, ежедневно необходимо было 300 тонн для поддержания ее в действующем состоянии. Планировщики союзнических армий в 1944–1945 гг. принимали в качестве исходной цифру в 650 тонн ежедневных поставок для американских дивизий в Западной Европе. С тех пор за несколько десятилетий эта цифра выросла, вероятно, в два, а то и в три раза. Для того чтобы осуществлять перевозки в таком объеме, большой армии необходимы десятки тысяч автомобилей и много миллионов литров бензина. Помимо этого нужна разветвленная техническая инфраструктура, которая обеспечила бы снабжение грузовиков всем необходимым, от технического обслуживания до покрышек. Скудость данных, относящихся к периоду после 1945 г., не позволяет сказать, что же именно означают эти факты, однако скептики могут заявить, что немногочисленность конфликтов, которые могли бы послужить источником такой информации, уже говорит сама за себя. Как бы то ни было, практически нет сомнений, что современные армии благодаря самой своей силе подобны громадным динозаврам, и если мои доводы верны, армии эти точно так же обречены на вымирание.
В той степени, в какой неманевренность армии — результат ее многочисленности, эта проблема является общей для вооруженных сил и других крупных организаций, таких, как промышленные компании. То же самое справедливо и для другой важной проблемы, а именно — наличия трения. Термин «трение», по-видимому, изобрел Клаузевиц, который позаимствовал его из области механики. В Vom Kriege он определяет Reihung
[34]
как «то, что отличает войну на бумаге от реальной войны». Это тот фактор, который, если прибегнуть к несравненной, емкой метафоре самого Клаузевица, делает легкую и грациозную походку тяжелой и неуклюжей, когда идти приходится по воде. Чем больше составных частей в машине — человеческой или механической — тем больше вероятность того, что какая-нибудь из них сломается, что скажется на работе остальных и создаст трение. Можно утверждать и обратное. Трение в вооруженных силах, состоящих из множества разнородных частей, чрезвычайно велико хотя бы потому, что каждая из них имеет свои собственные проблемы и постоянно взаимодействует с другими. Если не принять должных мер и если обстоятельства сложатся неблагоприятным образом, трение вообще может парализовать армию.
