Логика, применимая ко времени, также применима и к пространству. В «нестратегических» видах деятельности обычно кратчайшим расстоянием до объекта будет прямая линия. На войне наиболее вероятно, что будет избрана кратчайшая операционная линия, в результате чего она окажется усеянной телами тех, кто ее выбрал. Вдоль кратчайшего пути наш противник сосредоточит свои силы, превратив ее в самый длинный и тем самым срывая наши планы. Напротив, противник меньше всего ожидает действий вдоль наиболее длинной линии, что делает ее в реальности самой короткой. При прочих равных условиях атака, проведенная вдоль данной линии, вполне может оказаться имеющей наибольшие шансы на успех. Читатель не должен обманываться, полагая, что обсуждаемый вопрос чисто теоретический, игра, которой кабинетные стратеги забавляются на досуге. Преимущества так называемого непрямого подхода иногда преувеличиваются до степени карикатуры, а сам термин приобрел столь расширительное толкование, что практически потерял смысл. Тем не менее нет никакого сомнения: с точки зрения истории и теории данный подход является одним из основополагающих принципов, на которых основана стратегия. Равно важна для понимания стратегии взаимосвязь между сосредоточением и рассредоточением сил. Сосредоточение во времени и пространстве, возможно, важнейший инструмент ведения войны, если учитывать факт, что для того, чтобы успешно атаковать противника, обычно необходимо иметь превосходство в силе. Однако чем сильнее сосредоточение сил, тем труднее скрыть его от врага. Обнаружив это, он будет оказывать сопротивление, вероятнее всего, посредством встречного сосредоточения. Следовательно, искусство стратегии состоит не в простом сосредоточении собственных сил, а в том, чтобы заставить противника рассредоточить свои силы. Для того чтобы это сделать, необходимо рассредоточить собственные силы, чтобы ввести противника в заблуждение и отвлечь его от нашей реальной цели. Таким образом, в действительности сосредоточение сил подразумевает их рассредоточение, в то время как рассредоточение сил подразумевает их сосредоточение, и победа достается тому, кто способен держать ситуацию под контролем и кого трудно ввести в заблуждение; причем необходимо уметь быстро чередовать одно с другим. Замечательной иллюстрацией всего вышесказанного служат бесконечно разнообразные и сложные действия корпусов наполеоновской Великой армии. Проводя эти непревзойденные по виртуозности операции, комбинировавшие рассредоточенные марши и концентрированные сражения, Наполеон смог завоевать большую часть Европы всего за несколько лет.
И наконец, ничто так не характерно для сферы стратегии, как взаимоотношения между эффективностью и боеспособностью. В мирной жизни и, конечно, во время любого процесса формирования сил, о котором шла речь выше, эффективность обычно результат согласованности. Каждый из множества компонентов необходимо расположить в определенной последовательности, согласовать их между собой, пригнать и адаптировать друг к другу. Необходимо избавиться от трения и неопределенности: это поможет добиться гладкого хода операций, подобного тому, как это происходит на хорошо управляемом автомобильном заводе или крупном нефтехимическом предприятии. Однако эти принципы неприменимы к войне или применимы только в ограниченной степени. Чем более экономична, эффективна, рационализирована организация, тем более она уязвима. Если выходит из строя один-единственный компонент, то именно совершенство системы приведет к ее сбою, волной «прокатится» по всей системе, многократно усиливая свое воздействие. Что еще хуже, организация, которая достигает эффективности благодаря таким средствам и свойствам, как строгий централизованный контроль, хорошее взаимодействие «на стыках», эффект масштаба и стандартизация, скорее всего, не будет гибкой. Не будучи таковой, она, вероятно, все же будет способна сосредоточивать огромные силы в определенной точке и направлять их на определенную цель. Однако умение переключать силы с одной цели на другую незаметно от противника — это совершенно другая задача.
Таким образом, секрет искусства состоит в том, чтобы найти нужный баланс между боеспособностью и эффективностью — двумя составляющими, которые, если говорить о сфере стратегии, не дополняют друг друга, а находятся в оппозиции. Хотя необходимо создать как можно более сокрушительную силу, ее размеры нужно заранее соотнести с возможностью использования той в условиях неопределенности. Необходимо построить как можно более крупную «машину», но с габаритами, позволяющими маскировать ее от врага. Она должна быть очень мощной, но не настолько, чтобы быть не в состоянии маневрировать от одной цели к другой. Она должна сосредоточивать все ресурсы в одной точке, но она также обязана быть в состоянии быстро их рассредоточить и передислоцировать с одного места на другое. Она должна быть достаточно хорошо обучена, чтобы проводить одну и ту же операцию с минимальными издержками, но боевая подготовка не должна доходить до полного удушения любой инициативы и вести к неспособности боевых сил действовать в непредвиденных обстоятельствах.
Уникальные характеристики стратегии требуют от людей личных качеств, необходимых для того, чтобы чувствовать себя уверенными в хитросплетениях всех маневров и уловок; неспроста многие знаменитые стратеги-практики имели репутацию повес. Юлия Цезаря с симпатией называли «лысым распутником». Король Франции Генрих IV имел обыкновение бросать знамена поверженных врагов к ногам своей любовницы Габриэлы Д’Эсте. Молодой герцог Мальборо соблазнил любовницу самого короля Карла II Нелл Гвинн, и однажды ему пришлось убегать через окно, чтобы не быть пойманным. Еще один, а именно Наполеон, любил жульничать в картах, равно как и совершать марши незаметно для противника. Одновременно с этим он обладал исключительными организаторскими способностями, и его сила ума и управленческие навыки были совершенно незаурядными. Мольтке также был исключительно талантливым организатором; его распоряжения были образцом ясности и четкости; однако в его характере присутствовала хитринка, благодаря которой он блестяще играл в карты и отпускал едкие, язвительные шутки в свой адрес и в адрес созданного им генштаба. Эйзенхауэр и его британский коллега, генерал Арчибальд Уэйвелл, походили в этом отношении на Мольтке. Оба отличались некоторой хитростью, даже коварством, что в обоих случаях скрывалось за обманчиво открытой и непосредственной манерой держаться.
В конечном счете ни чистой логики, ни ее сочетания с лисьей хитростью, характерной чертой шулеров и волокит, недостаточно, чтобы выиграть войну. Война подразумевает нечто большее, чем просто концентрацию имеющихся ресурсов с целью формирования сильнейших вооруженных сил, сосредоточение их в определенной точке и нанесение сокрушительного удара. Она также не сводится к простому применению силы в сочетании с какой-либо ловкой игрой вроде пряток. Если же абстрагироваться от хитроумных стратегий, то война — это еще и танец смерти. Как говорил Наполеон, «на войне решаются судьбы народов, армий и престолов». Необходимо обладать выносливостью, чтобы справиться с нескончаемой чередой трудностей, стрессовых ситуаций и опасностей. На более высоком уровне неопределенность вкупе с бременем ответственности за жизни и смерти людей может с легкостью сломить того, кто не готов к таким испытаниям. Часто на войне необходимо обладать великой силой характера, чтобы просто сохранять способность здраво мыслить, а тем более — сохранять управление войсками и обеспечивать эффективность их действий. Ни одна стратегическая доктрина не стоит ни гроша, если при этом нет должного понимания того, за что люди воюют, а также мотивов, побуждающих их к битве. И наоборот, любая попытка понять суть войны должна отталкиваться от осмысления этих вопросов.
