Шум в коридоре предупредил его, что бригада пожаловала. Дверь распахнулась резко. Менты вошли в кабинет, как рэкетиры входят к неплатежеспособным должникам. Все в гражданском. Группа захвата в бронежилетах и масках. Тупорылые автоматы топорщатся в разные стороны, словно здесь из-за каждого угла в них готовятся стрелять. Да не из чего здесь стрелять, ребята!
На стол положили – и смачно припечатали ладонью! – ордер на обыск. Али читал долго.
– Ищите. Только скажите, что ищете? Может, я сам покажу...
Он откровенно смеется.
Те, что в гражданском, сели вокруг стола Али.
– Ты был сегодня в гаражном кооперативе на улице Байкальской?
– Это что, допрос?
– Можешь считать это допросом. Хотя протокол мы не ведем. Сам видишь...
– Тогда, если не возражаете, я приглашу своего адвоката. Можно мне позвонить?
– Переживешь и без адвоката.
– А без адвоката я и разговаривать не буду.
Али сложил руки на животе и откинулся на спинку кресла.
Менты злые. Еще бы, положили ихнего подполковника!
Те, что в гражданском, переглянулись.
– Где адвокат? Долго ему добираться?
– Долго. Через три кабинета от меня сидит.
– Зови.
Пришел адвокат. Ему уступили место за столом. Потребовали документы. Он предъявил. Рассматривали долго. Потом записали номер удостоверения и номер адвокатской конторы. Только после этого показали ордер на обыск. Адвокат надел очки, ордер перечитал внимательно и сделал записи в блокнот – номер документа и кем подписан. Своего рода ответный ход.
В присутствии адвоката, а может быть, убедившись, что нахрапом ничего добиться невозможно, стали разговаривать с Али на «вы».
– Вы сегодня были в гаражном кооперативе по улице Байкальской?
Али не долго тянул удивленную паузу. Но пауза получилась, на его взгляд, впечатляющей.
– Да.
– У вас там гараж?
– Нет.
– Что вы там делали?
– Приезжал к человеку.
– Что за человек?
– Его зовут Саша.
Такой тон разговора раздражал ментов откровенно. Им хотелось подробностей, как хочется их всегда, потому что только подробности дают дополнительную информацию, и именно на подробностях человек может проколоться случайной фразой, даже случайным словом.
– О чем вы говорили?
– О машине.
– О какой машине?
– О моей.
– Вы продаете машину?
– Я раньше жену продам... – зло усмехнулся Али и повысил голос. Ему уже надоели эти менты, надоело над ними издеваться. Пусть скорее заканчивают обыск и убираются. И потому он выпалил короткими рваными фразами длинный монолог: – У меня что-то стало постукивать в двигателе. Саша мне иногда помогает с ремонтом. Он автослесарь. Я позвонил ему. Он позвал заехать в гараж. Я несколько раз был у него прежде. Двигатель посмотрел, что-то подвинтил. Больше двигатель не стучит. Я заплатил ему сто баксов. Все! Вас устраивает такой разговор?
Они молча переглянулись.
– Телефон Саши у вас есть?
– Записывайте... – Али концом шариковой ручки отстучал имя в электронной записной книжке и назвал номер телефона.
Записали. Сразу звонить не стали, потому что поняли – вышел прокол. Даже если Али в самом деле застрелил ту троицу, он обеспечил себе алиби, которое примет любой суд.
Но обыск продолжался. Человек в маске хохотнул и поставил на стол сумку из-под вешалки. Менты заглянули. Стали рассматривать. Потом даже достали фаллос-вибратор.
– Что это такое? – а в глазах детский восторг.
– Это Галиахмет сегодня специально для излишне любопытных купил... Чтобы было что показать им... – выдал Али рискованную шутку.
Содержимое сумки вывалили на стол. Ладно хоть на стол. Люди в масках вываливали все остальное прямо на пол. Так им лучше видно, и есть на что наступить, когда не видно. Али уже давно знал, что они очень любят наступать на авторучки, которых традиционно не видят, и на чужие очки...
ГЛАВА 7
1
Майор Лысцов вечером так и не объявился – закрутили, видимо, дела. Басаргину осталось только надеяться, что он появится утром в кабинете, как обещал. У Лысцова уже должна бы и накопиться информация, которой сейчас остро не хватает Александру, чтобы выстроить стройную цепочку из отдельных рваных фрагментов.
Подполковник Елкин позвонил в половине одиннадцатого.
– Санек, выходи на улицу, чтобы нам всей толпой во двор не заезжать. Ты же знаешь, что я со своим животом в твоем дворе не развернусь.
Александр быстро собрался. Под слегка тревожным и одновременно любопытным взглядом жены передернул затвор, досылая патрон в патронник, и сунул пистолет в подмышечную кобуру.
Уже перед выходом Александра не удержалась, и – женщина! – спросила:
– А когда вместе будем... Вместе выезжать будем?
Басаргин улыбнулся осторожно, чтобы не обидеть наивную Александру.
– Я еще и сам не знаю, из чего будет состоять моя работа...
С этой обтекаемой фразой он и переступил порог. Она не закрыла сразу дверь, провожая. Лифт работает. Пешком спускаться не надо. И Александр махнул рукой: дескать, закрывай.
Чтобы выйти на внешнюю улицу, по которой будет проезжать группа, Александру пришлось обойти весь многоподъездный дом. Сейчас во дворе так же малолюдно, как днем. Только днем бабушки гуляют с малолетними внучатами, а сейчас молодежь сидит в песочницах и качается на качелях. Вроде бы и переросли такие забавы, а нет – именно в песочнице им надо пиво пить, а не где-нибудь еще. Молодежи в доме много, но держатся они отдельными группами. Иногда выясняют друг с другом отношения. Басаргин уже не однажды наблюдал эту картину и вспоминал двор своего детства, где было множество домов поменьше, много коммунальных квартир, и где все, взрослые и дети, жили дружно. Панельные дома-великаны отделяют людей друг от друга сильнее, чем что-то другое. Сам Александр даже не знает всех жильцов своего подъезда, хотя живет в этом доме уже шесть лет. Даже в лицо не всех знает, не говоря уже о более тесных отношениях. Разве что ближайших соседей – по лестничной площадке, соседей сверху и снизу – помнит по имени. Из более дальних – только фотографа-репортера. И то только потому, что, когда близнецы были маленькими, он их решил пофотографировать во дворе. Потом принес черно-белые довольно высокого качества снимки и не забыл взять за работу деньги. И тем не менее даже этот фотограф отдален настолько, что ничего практически о нем не знаешь.
Пришли мысли, что раньше никогда не было такого разделения семей. Русские дольше других жили общиной. Еще в начале двадцатого века сельская община считалась главной нравственной силой России. Потом заставили жить извращенной общиной, когда строили колхозный коммунизм, и именно это, наверное, заставило искать уединения. Человеку свойственно бросаться в противоположную сторону от того, что ему навязывают.
