То же происходит и в США. Дерек Бок, до недавнего времени президент Гарвардского университета, писал: «На университеты оказывается постоянное давление по принятию сомнительных соглашений с представителями промышленности, которые могут запрещать академическим ученым, финансируемым одной компанией, сотрудничать с исследователями, финансируемыми другой. Несколько институтов подписывали статьи, запрещающие членам факультета говорить о своих исследованиях, идущих за счет коммерческих организаций, на академических встречах без предварительного согласования речей со спонсорами»5.
Многие корпорации оплачивают университетские исследования в рамках политики снижения числа открытий, негативно влияющих на их продукцию. Наиболее известный доказанный пример – табачные компании, лгавшие обществу о рисках, связанных с курением. Табачная индустрия держала свои открытия в тайне с начала 1960-х, зная уже тогда, что никотин вызывает привыкание, а курение ведет к раку. Для защиты своих коммерческих интересов они оплачивали специальные «общественные научные» контракты с университетами Британии и США. Контракты предназначались для исследований по поиску доказательств положительных свойств табака, которые можно использовать для противодействия «мнимым» опасностям курения. Источник финансирования этого исследования общественности не раскрывался. Когда в 1994 году стали известны детали этой кампании, табачная индустрия использовала все доступные ей методы, чтобы информация не распространилась. Лоббисты пытались запретить университетской библиотеке хранить документы, стремились добыть список читателей, которые их просматривали, и использовали политическое влияние партии для прекращения финансирования неугодных ученых6.
Даже государственное финансирование исследований, которые, по идее, должны проводиться в интересах общественности и находиться в свободном доступе, слишком часто оказывается инструментом политики. Если исследование поддерживает существующую или предложенную политику, все хорошо. Если нет, оно может подвергнуться одной из следующих мер7:
• Отсутствие пресс-релизов и пресс-конференций.
• Отсутствие изданий по обычным правительственным каналам.
• Минимальное количество доступных размноженных рукописей.
• Обнародование отчетов выпадает на пятницу перед банковскими каникулами.
Губчатая энцефалопатия крупного рогатого скота (коровье бешенство) стала первым примером того, как научные исследования во благо общества можно скрыть, исказить и неверно интерпретировать. Проблемы касались секретности «научных» встреч, частичной публикации результатов исследований, намеков на отсутствие будущего финансирования и негативной критики любого связанного с этой областью ученого8. По мнению Шилы Джасанофф, профессора научных и технологических исследований в Корнеллском университете США, «эти новости были отвратительными не потому, что говядина, основа британского питания, могла быть смертельно заражена. И даже не потому, что болезнь Кройцфельдта – Якоба возникала внезапно, была неизлечима и вызывала ужасную смерть. Дело в том, что с 1988 года правительство и некоторые советники без конца твердили, что говядина безопасна, а значит, передача коровьего бешенства от коров к людям невозможна. Если правительственные чиновники намеренно вводили людей в заблуждение, как можно доверять тому, что они говорят сейчас?»9
Ученых все больше беспокоит их имидж в Британии, возникший после нескольких провалов, в том числе после кризиса с коровьим бешенством, за который их несправедливо обвиняли политики и публика. Но имидж улучшится, если официальная политика будет более прозрачной, и ученые завоюют уважение общества за свою честную, прямую, непредвзятую позицию.
Врачи-клиницисты должны уделять гораздо большее внимание питанию, образу жизни и окружающей среде. Тот факт, что многие знакомые мне врачи питаются неправильно, говорит об их непонимании важности здоровой диеты. Вот что произошло с Джоном Камаком. Он был так впечатлен моим выздоровлением, что рассказал обо мне своим пациентам с раком груди, в том числе близкой подруге одной из его дочерей, и настойчиво рекомендовал прислушаться к моей точке зрения. Однако сам ей не последовал. Он питался традиционной западной пищей с очень небольшим количеством овощей. Он отказывался есть любые крестоцветные растения, и единственным бобовым в его рационе был горох. В конечном итоге у него развилась целая серия дегенеративных заболеваний – диабет, артрит, коронарная болезнь сердца, из-за которой ему сделали операцию по коронарному шунтированию, и в конце концов он умер от рака печени. Чтобы справиться с симптомами, он принимал все больше лекарств от «лучших специалистов в этой области». Для здоровья он пил красное вино, которое, по мнению западной медицины, положительно влияет на сердце. Когда он был готов ко мне прислушаться, время уже ушло, хотя незадолго до смерти Джон начал пить соки и есть сою. Помню, когда я навестила его в больнице после операции на сердце, медсестра предложила ему на выбор несколько напитков. Я попросила выбрать апельсиновый сок, но он предпочел большой стакан молока. Через полгода после операции он умер от рака печени.
Мало кто из моих друзей-медиков разбирается в химии питания. Я часто вижу, как консультанты и младшие врачи в больнице Чаринг-Кросс покупают фастфуд. Вероятно, они настолько заняты, что у них нет времени питаться качественной пищей – они работают помногу и в большом напряжении. По моим наблюдениям, большинство врачей не знают о вероятной связи между продуктами, веществами из окружающей среды и раком молочной железы и простаты. Большая часть их знаний основана на сведениях о новых лекарствах и методах. Вряд ли стоит ожидать, что клиницисты, всеми силами стремящиеся соответствовать требованиям политиков и смягчать общественное беспокойство, начнут перелопачивать всю ту научную литературу о раке молочной железы, которую нашла я. Даже если я права и теперь мы знаем причину этого рака, изменим ли мы свое поведение или будем продолжать потреблять все, что пожелаем, считая, что врачи нам помогут? То, как мы распорядились знанием об опасностях курения, которым владеем уже сорок лет, подсказывает, что вторая версия наиболее вероятна. Некоторые, несмотря на риск, курят всю свою жизнь, считая, что врачи вылечат их от всевозможных видов рака, включая рак легких, и других заболеваний, вызванных курением табака.
Мой ответ на вопрос «Кто виноват в эпидемии рака груди и простаты?» таков: мы сами, в особенности образованные женщины и мужчины. Именно мы должны изменить свою жизнь, чтобы снизить личный и общественный риск распространения этой болезни.
Наша жизнь в наших руках
Благодаря необычным обстоятельствам я сумела объединить самые разные исследования и вычислить причину появления рака молочной железы и простаты, найти методы предотвращения и лечения заболевания. Это случилось благодаря моей работе в Китае и Корее, а также с японскими, тайваньскими и тайскими коллегами. Мне посчастливилось получить в подарок «Атлас смертности от рака в Китайской Народной Республике» и обсудить эту тему с китайцами и другими специалистами из восточных регионов. Образование помогало продираться сквозь научный жаргон, и я нашла в себе силы противостоять болезни, отыскать методы работы с ней и в конечном итоге поправиться. Даже споры об использовании бычьего соматотропина в производстве молока помогли моему пониманию проблем с химическими веществами в молочной продукции.
