17-летний Лео ненавидел всех участников школьной спортивной команды. В детстве он страдал от плохой координации и сам не добился в спорте особых успехов. Лео считал, что мальчишки из спортивной команды обладают несправедливыми преимуществами, особенно в плане внимания девушек. Лео чувствовал себя аутсайдером, слушал мрачную музыку и фантазировал, как он уничтожит всех своих конкурентов-спортсменов. Однажды он посоветовал приятелю не приходить на футбольный матч, потому что может произойти «что-то ужасное». Как раз в то время у всех на слуху был инцидент с перестрелкой в старшей школе, о котором я рассказывал выше, и встревоженный приятель известил полицию.
Когда полицейские обыскали дом Лео, то обнаружили заряженные винтовки и пистолеты, а также рисунки потенциальных жертв из футбольной команды. Лео был арестован. Я познакомился с ним через адвоката защиты. Он оказался социально-тревожным подростком с признаками депрессии, ненавистью к властям и навязчивыми паттернами мышления, особенно касательно жестокости. Скан его мозга показал сильнейшую гиперактивность передней части поясной извилины и базальных ганглиев. Все самоощущение Лео было захвачено в петлю непрерывно крутящихся мрачных мыслей. Начав принимать препарат, помогающий успокоить гиперактивные зоны, Лео стал спокойнее и смотрел на свое положение чуть оптимистичнее, отпустив часть своей ненависти к отдельным группам людей.
Для того чтобы душа была спокойна, следует стремиться к эмоциональному развитию и росту. Важно поддерживать близкие связи с другими людьми. Мы — общественные животные. Нам требуется дарить и получать любовь, чтобы чувствовать себя полноценно. Когда передняя часть поясной извилины и базальные ганглии работают нормально, мы спокойны, прощаем прошлые ошибки и видим новые пути роста. Однако если эти важные участки мозга «перегреты», мы стагнируем, изолируемся, застреваем на негативных мыслях, чувствуем себя покинутыми и отчужденными от тех, кто придает нашим жизням смысл.
Глава 5
МОЗГ ДУХОВНЫЙ И СТРАСТНЫЙ
Височные доли и лимбическая система
Височные доли больших полушарий мозга, которые находятся ниже висков и позади глаз, и глубинная лимбическая система делают жизнь эмоционально яркой. Совместно они образуют эмоциональный центр мозга, который непосредственно причастен к нашим страстям, желаниям и духовным переживаниям. Они либо возносят нас на вершины жизни, либо бросают в пропасти отчаяния. Это эмоциональное пламя питает нас, но, выходя из-под контроля, может разжечь темные мысли и жестокость по отношению к другим или себе.
В терминологии компьютера, эти части мозга — важный элемент операционной системы души. К несчастью, в психиатрии часто забывают об этом (если не считать лечение припадков, связанных с височной эпилепсией). Тем не менее указанные области могут отвечать за религиозный опыт.
В этой главе мы обсудим, как работают височные доли и лимбическая система. Мы увидим, что они участвуют в образовании памяти, эмоций, духовного опыта, социальной привязанности, стабильности настроения и контроля над характером. В конце главы вы узнаете, как травмы головного мозга влияют на возникновение эмоциональных и поведенческих проблем.
Из-за особенностей расположения височные доли часто страдают даже при умеренных черепно-мозговых травмах.
При нормальной работе височных долей и глубокой лимбической системы мы хорошо ощущаем свою личную историю и обладаем полноценной памятью, испытываем равномерно-разнообразные эмоции, способны пережить духовный опыт и контролируем свое поведение. При проблемах в этих областях мозга страдает память, духовность и возможны перепады настроения и эмоциональные взрывы.
Доминирующая височная область (у правшей она будет слева) помогает процессу понимания и обработки языка.
Она также связана с промежуточной и долговременной памятью и вспоминанием слов. В клинической практике я часто видел, что левая височная доля отвечает за стабильность настроения и контроль над характером. Недоминирующая височная доля (у правшей — справа) задействована в распознавании выражений лица (понимание того, что другой человек счастлив, опечален, заинтересован, равнодушен), распознавании интонаций или звуков («Меня взбесило, каким тоном ты говорил») и обработки ритма и музыки.
Здесь также скрывается интуиция, то есть, например, ощущение, что кому-то из твоих детей плохо, даже если он находится в другом городе. Кроме того, недоминирующая височная доля связана с переживанием духовного опыта: вспышками озарения или тем, что апостол Павел пережил на пути в Дамаск. Великий русский писатель Федор Достоевский страдал от припадков, вызванных дисфункцией височных долей. Его переживания во время припадков воспринимались им как сакральный опыт. Его биограф Рене Фьелоп-Миллер (Rene Fueloep-Miller) цитирует слова Достоевского об эпилепсии: «Во мне пробуждаются чувства, о которых я даже не подозревал. Все предстает ярким, насыщенным и вечным». В романе «Идиот» Достоевский писал:
«В эпилептическом состоянии его была одна степень почти пред самым припадком (если только припадок приходил наяву), когда вдруг, среди грусти, душевного мрака, давления, мгновениями как бы воспламенялся его мозг и с необыкновенным порывом напрягались разом все жизненные силы его. Ощущение жизни, самосознания почти удесятерялось в эти мгновения, продолжавшиеся как молния. Ум, сердце озарялись необыкновенным светом; все волнения, все сомнения его, все беспокойства как бы умиротворялись разом, разрешались в какое-то высшее спокойствие, полное ясной, гармоничной радости и надежды, полное разума и окончательной причины. Но эти моменты, эти проблески были еще только предчувствием той окончательной секунды (никогда не более секунды), с которой начинался самый припадок. Эта секунда была, конечно, невыносима. Раздумывая об этом мгновении впоследствии, уже в здоровом состоянии, он часто говорил сам себе: что ведь все эти молнии и проблески высшего самоощущения и самосознания, а стало быть и „высшего бытия“, не что иное, как болезнь, как нарушение нормального состояния, а если так, то это вовсе не высшее бытие, а, напротив, должно быть причислено к самому низшему. И, однако же, он все-таки дошел наконец до чрезвычайно парадоксального вывода: „Что же в том, что это болезнь? — решил он наконец. — Какое до того дело, что это напряжение ненормальное, если самый результат, если минута ощущения, припоминаемая и рассматриваемая уже в здоровом состоянии, оказывается в высшей степени гармонией, красотой, дает неслыханное и негаданное дотоле чувство полноты, меры, примирения и восторженного молитвенного слития с самым высшим синтезом жизни?“»
