В 1981 году, когда Тауб находился в трехнедельном летнем отпуске, Пачеко проник в лабораторию и сделал фотографии. Они должны были показать невинно страдающих обезьян, раненных и забытых, которым приходилось есть из мисок, испачканных их собственными фекалиями.
Вооружившись этими фотографиями, Пачеко убедил власти и полицию Мэриленда провести облаву в лаборатории и конфисковать обезьян, что и произошло 11 сентября 1981 года. Это стало возможным, потому что, в отличие от других штатов, законы Мэриленда, касающиеся защиты животных от жестокого обращения, не делают исключения для медицинских исследований.
Когда Тауб вернулся в лабораторию, он был потрясен тем шумом, который подняли вокруг него средства массовой информации. Всего в нескольких милях от его Центра располагался Национальный институт здоровья (National Institutes of Health, NIH) — ведущее исследовательское учреждение США в области медицины. Его руководители услышали об облаве, и это их очень напугало. Лаборатории NIH проводят больше биомедицинских экспериментов над животными, чем любой другой институт в мире, поэтому они могли стать следующей целью РЕТА. У руководства NIH был выбор: выступить в защиту Тауба и против РЕТА или назвать Тауба паршивой овцой и отгородиться от него. Они выбрали второй вариант.
Организация РЕТА выдавала себя за великого защитника закона, хотя, скажем, Пачеко приписывали заявления о приемлемости поджогов, уничтожения имущества, краж со взломом и воровства в тех случаях, «когда они облегчают боль и страдания животных». Дело Тауба получило широкую известность в вашингтонском обществе. Газета Washington Post постоянно освещала подробности конфликта, а ее журналисты пригвоздили самого исследователя к позорному столбу. Активисты борьбы за права животных демонизировали Тауба, устроив против него кампанию: его представляли в виде мучителя и палача, сравнивая с нацистским врачом Йозефом Менгеле. Общественный резонанс, вызванный историей с «обезьянами Силвер-Спринга», был огромным и превратил РЕТА в самую крупную организацию по защите прав животных в США, а Тауба — в фигуру, вызывающую всеобщую ненависть.
Тауб был арестован и привлечен к суду за жестокое обращение с животными с предъявлением обвинения по 119 пунктам. Перед тем как состоялся суд, две трети членов Конгресса США, под давлением разгневанных избирателей, проголосовали за прекращение финансирования его работы. Он оказался в профессиональной изоляции; потерял источник заработка, гранты и своих животных; его не допускали к проведению экспериментов и выселили из его дома в Силвер-Спринге. Его жену преследовали, и им обоим постоянно угрожали смертью. Однажды кто-то следовал за Миледи до Нью-Йорка, затем позвонил Таубу и подробно рассказал, что она делала. Вскоре после этого Таубу позвонил другой человек, назвавшийся офицером полиции из округа Монтгомери, который сказал, что ему только что сообщили из полиции Нью-Йорка, что с Миледи случился «несчастный случай». Это была ложь, но Тауб не мог этого знать.
* * *
Следующие шесть лет Тауб работал по 16 часов в сутки семь дней в неделю, а чтобы снять с себя обвинения, нередко выступал в роли собственного адвоката. До начала судебного разбирательства у него были накопления в размере 100 000 долларов. К его завершению у него осталось 4000. Он был внесен в черный список, поэтому не мог получить работу ни в одном университете. Однако постепенно, процесс за процессом, апелляция за апелляцией, он опроверг обвинения РЕТА.
Тауб заявил, что представленные фотографии вызывают определенные сомнения и что в деле наблюдаются признаки сговора между РЕТА и властями округа Монтгомери. Тауб всегда утверждал, что фотографии Пачеко инсценированы, а подписи сфабрикованы. Так, к примеру, на одной фотографии обезьяна, которая обычно спокойно сидела в кресле для исследований, была изображена гримасничающей, напряженной и сгорбленной, что могло быть только в том случае, если в кресле было откручено несколько гаек и болтов. Пачеко отрицал факт инсценировки.
Одной из странностей рейда было то, что полиция отдала обезьян из лаборатории Тауба Лори Лехнер, члену РЕТА, чтобы она содержала их в собственном подвале, тем самым передав ей в руки официальные улики по делу. Затем вся группа обезьян неожиданно исчезла. Тауб и его сторонники никогда не сомневались в том, что за этим исчезновением обезьян стояли РЕТА и Пачеко, но последний при обсуждении этого вопроса вел себя очень уклончиво. На вопрос журналистки еженедельника New Yorker Каролин Фрейзер о том, действительно ли обезьян, как говорят, перевезли в Гейнсвилл, штат Флорида, Пачеко ответил: «Неплохое предположение».
Когда стало очевидно, что в отсутствие обезьян Тауба нельзя ни в чем обвинить и что кража судебных доказательств является уголовным преступлением, обезьяны появились так же таинственно, как исчезли, и их на короткое время вернули Таубу. Обвинения в краже так и не были никому предъявлены, однако Тауб настойчиво утверждал, что анализы крови обезьян показали, что они перенесли сильный стресс из-за путешествия длиною в две тысячи миль и страдают от заболевания, называемого транспортная лихорадка, и что вскоре после возвращения одна из них, Чарли, была атакована и покусана другой очень возбужденной обезьяной. После этого назначенный судом ветеринар сделал Чарли укол, но ввел ей избыточную дозу препарата, из-за чего обезьяна умерла.
К моменту окончания первого предварительного слушания, состоявшегося в ноябре 1981 года, с Тауба были сняты обвинения по 113 пунктам из 119
[87]
.Затем был второй суд и последующая апелляция, из которой Апелляционный суд Мэриленда узнал, что законодательные органы Мэриленда никогда не предполагали применение закона штата о жестоком обращении с животными к исследователям. Единогласным решением Тауб был оправдан.
Ветер задул в другую сторону. Шестьдесят семь профессиональных ассоциаций Америки обратились от имени Тауба к институту NIH, который пересмотрел принятое ранее решение не поддерживать его и заявил, что для предъявления первоначальных обвинений не было надежных доказательств.
