Сутки пролетели, экспедиция распространялась от лагеря вовне волнами, а Контроль старался не привязываться ни к кому из них. Не поддаваться на обаяние их частых шуточек. Ни на явную их серьезность и компетентность — здесь собрались одни из лучших умов, каких Южному пределу удалось разыскать. По небу стелились облака. Отрезвляющий момент наступил, когда они наткнулись на остатки колонны грузовиков и танков, отправленных сюда перед тем, как граница низошла. Техника уже покрылась слоем земли и лианами. Ко времени пятой экспедиции, как знал Контроль, от нее уже не осталось и следа. Зона Икс реквизировала ее для собственных целей. Привилегия победителя. Впрочем, никаких человеческих останков, способных смутить спокойствие первой экспедиции, не оказалось, хотя кое-кто и нахмурился. К тому же времени, если насторожить уши, уже можно было расслышать перебои в связи раций, розданных всем членам экспедиции, все чаще и чаще на запросы «Прием» и «Как слышите?» отвечал треск помех.
Следующий вечер, рассвет следующего дня, и Контролю показалось, что он движется вперед в стремительном темпе, почти способный расслабиться в герметичной капсуле, образованной каждым безопасным мгновением, и жить там в блаженном неведении об остальном. Хотя к этому моменту возмущения распространились настолько, что радиопереговоры превратились в череду недопониманий и недоумений. Слушателя и слушаемого мало-помалу захватывала некая внешняя сила, хотя они этого еще не осознали. Или, по крайней мере, не высказывали своей озабоченности под камеру. Контроль предпочел не перематывать подобные инциденты назад. От них у него по затылку побежали мурашки, вызвав легкую дурноту, усугубленную дестабилизирующей комбинацией головокружения и клаустрофобии.
Однако наконец Контроль больше не мог себя обманывать. Подошел знаменитый двадцать второй эпизод, значащийся в досье как снятый Лаури, игравшим роль антрополога команды. Сумерки второго дня с придыханием заката. Смутно темнеющая башня маяка на средней дистанции. В своем простодушии они не видели ничего страшного в том, чтобы разделиться, и группа Лаури решила разбить бивак по пути среди развалин вереницы брошенных домов на полдороге к маяку. Их даже не набралось достаточно, чтобы образовать деревню, оставить на старых картах название, но они принадлежали группе иммигрантов, изгнанных из собственной страны и обосновавшихся на этом побережье, чтобы добывать пропитание с помощью болот и моря.
Шорох, ассоциирующийся для Контроля с унио-лой и ветром с берега, но чуть уловимый. Руины старых стен образовывали на фоне неба более глубокие тени, он едва различал проходящую среди них широкую линию мощеной дорожки. В ролике Лаури чуть трясся, держа камеру. На переднем плане женщина — начальница экспедиции — кричала: «Заставьте ее остановиться!» Свет от камеры, отбрасывавший суровые тени вокруг глаз и рта, превращал ее лицо в маску. Напротив, по ту сторону грубого садового столика, казавшегося обугленным, женщина, начальница экспедиции, кричала: «Остановите ее!», «Пожалуйста, стой!», «Пожалуйста, стой!». Камера дернулась и крутнулась, потом выровнялась — предположительно, все еще в руках Лаури. Дыхание у человека, державшего камеру, участилось, и Контроль узнал звук, слышанный раньше, наподобие шелестящего дыхания с пробивающимся сквозь него мелким дребезжанием. Вовсе не ветер. А еще слышались взволнованные, резкие голоса за кадром, но разобрать ни слова не удавалось. Затем женщина на экране слева перестала кричать и уставилась в камеру. Женщина справа тоже перестала кричать, уставившись в камеру. Маски их лиц излучали на него из той дали, через столько лет одинаковый страх, мольбу и замешательство. Контроль не видел между двумя обликами ни малейшей разницы — во всяком случае, в столь тусклом свете.
Но затем, напряженно выпрямившись, даже зная, что вот-вот произойдет, Контроль вдруг понял, что вовсе не сумерки отняли у фона всякий намек на цвет. Скорее нечто будто заступило пейзаж, нечто настолько невероятно громадное, что края его оказались далеко за границами кадра. В последнюю секунду видеоленты обе женщины все смотрели в оцепенении, а фон словно сдвинулся и продолжал перемещаться… а сразу следом ролик, даже более зловещий для Контроля: Лаури, на сей раз перед камерой, плетет вздор на берегу назавтра утром, а женщина за камерой смеется. Ни малейшего упоминания о начальнице экспедиции. Ни слуху ни духу от нее в последующих видеоматериалах, как знал Контроль. Ни малейшего объяснения со стороны Лаури. Ее словно стерли у них из памяти, или все они в ту ночь перенесли за кадром обширную, невообразимую травму.
Но распад продолжался, несмотря на их видимую радость и спокойствие. Потому что Лаури нес полнейшую околесицу, а женщина, державшая камеру, реагировала, словно понимает его, хотя ее собственная речь еще не пострадала.
В черных водах, с солнцем, сияющим в полночь, сей плод вызреет и во тьме того, что суть золото, лопнет, дабы отверзнуть откровение смертоносной мягкости земли.
Резня преследовала его с видеоэкрана, когда он удалялся под эскортом Грейс обратно в свет — или свет иного рода. Резня может преследовать его еще какое-то время. Он не был уверен, испытывая затруднения с переложением понятий в слова, сподобившись лишь на лепет и кивок Грейс, когда та спросила, хорошо ли он себя чувствует, держа его за руку, словно над пропастью. И все же он знал, что сострадание далось ей трудной ценой, и, может быть, Контролю еще придется за него поплатиться. Так что он отделался от нее, настояв, что должен проделать остаток пути обратно в одиночестве.
Впереди был еще целый день. Надо прийти в себя. Дальше идет запланированная встреча с биологом, за ней планерка, а затем… он забыл, что затем. Запнулся, оступился, опустился на одно колено, осознал, что находится в районе кафетерия с его знакомым ковролином с оранжево-зелеными стрелами, указывающими в сторону двора. Пойманный светом, вливающимся из этих широких, почти соборных окон. На улице солнечно, среди белых облаков уже проглядывает хмурая серость, предвещающая ливни после обеда.
Маяк. Башня. Остров. Смотритель маяка. Граница с громадной мерцающей дверью. Директриса, предположительно ходившая в самоволку через границу через эту дверь. Раздавленный москит на ветровом стекле. Страдальческое лицо Уитби. Круговращательный свет границы. Телефон директрисы в его сумке. Демонические видео, обретающиеся в мемориальном катафалке. Детали начали ошеломлять его. Детали начали поглощать его. Пока никакой возможности дать им улечься или разобрать, что важно, а что пустяк. Он взял с места в карьер, как мать и хотела, и это недалеко его увело. Входящая информация грозила погрести под собой его подготовительную работу, знания, принесенные с собой. Он растратил так много заученных материалов, обращенных в пепел из тактических соображений. А в ближайшее время предстояло всерьез углубиться в записки директрисы, и это сулило еще больше тайн, тут уж сомневаться не приходилось.
Под конец вопли все тянулись и тянулись нескончаемо. Державший камеру казался не человеком. Очнитесь, умолял Контроль членов первой экспедиции, глядя на экран. Очнитесь и поймите, что с вами происходит. Но они не очнулись. Не могли. Они были за многие мили, да и он запоздал со своим предостережением лет на тридцать с лишком.
