Индифферентный взор и ни слова в ответ. Контроль позволил видео крутиться дальше. Нескончаемые фоновые повторы порой доводят допрашиваемого. Но обычно видеоматериал показывает, как подозреваемый ставит сумку или сует что-то в урну.
— Первый день в Зоне Икс, — сказал Контроль. — Пеший переход до базового лагеря. И что происходило?
— Ничего особенного.
Детей у Контроля не было, но ему представлялось, что на более-менее такой же ответ сподобится подросток, отвечая на вопрос, что сегодня было в школе. Пожалуй, стоит на минуточку завернуть обратно.
— Но чертополох вы помните очень и очень хорошо, — заметил он.
— Не пойму, почему вы привязались к этому чертополоху.
— Потому что сказанное вами предполагает, что вы помните некоторые из своих наблюдений в экспедиции.
Воцарилась пауза, и Контроль понял, что биолог уставилась на него. Ему хотелось дать ответный залп, но что-то предостерегло его против этого. Что-то заставило его почувствовать, будто сон о падении в хляби мог настичь его.
— Почему меня держат здесь в плену? — спросила она, и Контроль почувствовал, что снова может без опаски смотреть на нее, словно момент опасности пришел и ушел.
— Вы вовсе не в плену. Это входит в процедуру разбора.
— Я не могу выйти.
— Пока нет, — признал он. — Но сможете.
Разве что в другое заведение: пройдет года два или три, если все пойдет хорошо, прежде чем хоть кому-нибудь из вернувшихся позволят выйти в большой мир. Юридически они оказались в серой зоне, зачастую без веских на то оснований именуясь угрозой национальной безопасности.
— Я нахожу это маловероятным, — заявила она.
Контроль решил попытать удачу снова.
— Если не чертополох, то что же имеет отношение? — осведомился он. — О чем я должен вас спрашивать?
— Разве не в этом ваша работа?
— Какая моя работа? — хоть он и прекрасно понял, что она имела в виду.
— Вы ведь возглавляете Южный предел.
— Вам известно, что такое Южный предел?
— Да-а-а, — гортанно, чуть ли не с шипением.
— А как насчет второго дня в базовом лагере? Когда начались странности? — А начались ли? Придется полагать, что начались.
— Не помню.
Контроль наклонился вперед:
— Я могу погрузить вас в гипноз. У меня есть такое право. Я могу это сделать.
— На мне гипноз не работает, — бросила она, не скрывая отвращения перед его угрозой.
— Откуда вам известно? — Момент дезориентации. Она что, выдала что-то такое, чего выдавать не хотела, или вспомнила нечто, до сих пор для нее утраченное? Уловила ли она разницу?
— Просто знаю.
— Для полной ясности: мы могли бы заново обработать вас и погрузить в гипноз. — Сплошной блеф, да притом это повлекло бы осложнения по части логистики. Чтобы сделать это, Контролю пришлось бы отослать ее в Центр, и она исчезла бы в этой утробе навечно. Контроль смог бы просматривать отчеты, но больше никогда не получил бы к ней прямого доступа. Не говоря уж о том, что не так-то ему и хотелось заново обрабатывать ее сознание.
— Только попробуйте, и я…
Она ухитрилась прикусить язык на грани того, что звучало как начало слова «убью».
Контроль решил пропустить это мимо ушей. Он побывал под обстрелом такой уймы угроз, что знал, когда их стоит воспринимать всерьез.
— Что сделало вас невосприимчивой к гипнозу? — спросил он.
— А вы невосприимчивы к гипнозу? — с вызовом.
— Почему вы находились на пустой стоянке? Остальные двое искали тех, кого любят.
Ни слова в ответ.
Может, уже довольно сказано на сегодня. Может, уже довольно.
Выключив телевизор, Контроль подхватил папку, кивнул собеседнице и направился к двери.
Уже на пороге открытой двери, впустившей будто больше теней, чем следовало бы, он, прекрасно сознавая, что заместительница директора пристально смотрит на него из коридора, обернулся к биологу.
И спросил, как всегда и планировал, постскриптумом к вступительному акту:
— А что последнее вы помните о том, что делали в Зоне Икс?
Ответ неожиданно хлестнул по нему, будто проблеск света, столкнувшегося с тьмой:
— Тонула. Я тонула.
002: ПРИТИРКА
«Просто закрой глаза — и вспомнишь меня», — сказал отец Контроля два года назад в месте, не так уж удаленном от нынешнего, умирающий, старающийся утешить живущих. Но стоило закрыть глаза, и все исчезало, кроме сна о падении и наслоений шрамов от прошлых назначений. Почему биолог сказала это? Почему она сказала, что тонула? Это его тряхнуло, но заодно дало ему странное ощущение, будто у них есть общий секрет. Словно забралась ему в голову и подглядела его сон, и теперь они оба связаны. Он отторгал это ощущение, не желая иметь ничего общего с людьми, которых должен допрашивать. Он должен парить в горних высях. Должен выбирать, когда спикировать вниз, а не позволять чужой воле стащить себя на землю.
Открыв глаза, Контроль обнаружил себя стоящим в глубине подковообразного здания, служащего штаб-квартирой Южного предела. Изгиб выпирает вперед, с дорогой и автостоянкой перед ним. Здание, построенное в стиле, устаревшем уже на десятки лет, из слоями нагроможденных друг на друга бетонных блоков, являет собой то ли памятник архитектуры, то ли кучу мусора — Контроль еще не решил, что именно. Крыша слегка накренилась над всеми этими гребнями, расселинами и полнейшим недоразумением, отчего представляется не более практичной, чем арт-перформанс ИЛи абстрактная скульптура ошеломительно грандиозных масштабов. Усугубляя ситуацию, пространство, стиснутое несомкнутыми концами подковы, превратили во внутренний дворик с видом на озеро, окруженное дремучей чащобой. По краям озеро обуглилось, будто пожарище, и хилые, подагрически скрюченные кипарисы разбрелись по колено в темной мерзопакостной воде. Свет, расползающийся по озеру, отдает какой-то клаустрофобической серятиной, отбивающей и отличающей его от синевы небес над ним.
Все это тоже некогда было новым — наверное, еще в меловом периоде, а здание, вероятно, присутствовало в некоем виде уже тогда, внедренное обратным инжинирингом настолько глубоко в прошлое, что, глядя из его окон, по сей день можно узреть стрекоз величиной со стервятников.
Сжимающая их в объятьях подкова особой уверенности не внушала, воспринимаясь скорее как символ незавершенности, нежели удачи. Незавершенные мысли. Незавершенные выводы. Незавершенные отчеты. Двери в торцах этой подковы, через которые многие проходили, чтобы срезать дорогу в противоположное крыло, подтверждали нехватку воображения. И тем не менее бездонное болото творило именно то, что болотам и полагается, — по-своему столь же совершенное, сколь несовершенен Южный предел.
