Грейс так и стояла в ожидании, чтобы поприветствовать директрису, а он умолял ее уходить, умолял отвернуться от двери и бежать как угорелая туда, где есть хоть подобие безопасности. Но она не желала, не позволяла ему утащить себя прочь, собравшись с силами, которых для него в столь паническом состоянии было многовато. Но показала ему пистолет, скрытый в наплечной кобуре, словно это могло утешить. «У меня свои приказы, и они не ваша забота». А он уже покинул ее орбиту, покинул все, что осталось в Южном пределе.
Мать заставила его прекратить сборы, захлопнула чемодан, в который он все равно уже напихал слишком много, и, взяв его за руку, вложила что-то в нее, сказав:
— Прими это.
Таблетка. Маленькая белая таблетка.
— Что это?
— Просто прими.
— Почему бы просто не загипнотизировать меня?
Она проигнорировала его, направив к стулу в углу.
Он уселся, отяжелев и замерзнув от собственного пота.
— Поговорим, когда примешь таблетку. Когда примешь душ, — бросила она резким тоном, к которому всегда прибегала, чтобы заставить его прекратить спор или пререкания.
— Некогда душ принимать, — отмахнулся он, уставившись на обои, начавшие расплываться. Теперь он будет обитать в самом центре коридоров. Не коснется ладонью ни одной поверхности. Будет вести себя как призрак, которой знает, что если коснется кого-то или чего-то, его прикосновение пройдет насквозь, и это существо тотчас поймет, что он существует в состоянии неизбывных мук.
Северенс дала ему крепкую пощечину, и слух у Контроля пришел в норму.
— У тебя был шок. Я вижу, что у тебя был шок, сын. Я и сама испытала несколько за последние пару часов. Но мне нужно, чтобы ты снова начал думать. Мне нужно твое присутствие.
Он поглядел на нее снизу вверх, такую похожую и такую непохожую на его мать.
— Ладно, — сказал. — Ладно.
Принял таблетку, вскарабкался на ноги, пока не утратил волю, направился в ванную. В глазах директрисы не было ничего узнаваемого. Вообще ничего.
Под душем он расплакался, потому что никак не мог избавиться от ощущения стены на ладони, как ни старался. Не мог отделаться от разрежения дождя, выражения лица Уитби, несгибаемой позиции Грейс или того факта, что все это случилось всего час назад, и он до сих пор пытается свести все это воедино.
Но выбравшись из душа, вытершись и натянув футболку и джинсы, почувствовал себя спокойнее, почти нормально. Еще немного потряхивало, но таблетка, должно быть, уже подействовала.
Воспользовался дезинфицирующим средством для рук, но фактура осталась на ладони, будто неотступный фантом.
Мать на кухне готовила кофе, но он прошел мимо, не обронив ни слова, сквозь внезапное дуновение холода от решетки кондиционера и открыл входную дверь, впустив волну сырости и жары.
Дождь перестал. Открылся вид до самой реки, до самого горизонта, за которым где-то остался Южный предел. Все было тихо и спокойно, но угадывались призрачные венцы зеленого света, пурпурного света, которым там не место. Видение, как то, что было в Зоне Икс, растекается по земле, сплавляется по реке до Хедли.
— Отсюда мало что увидишь, — заметила мать у него за спиной. — Это все еще пытаются сдерживать.
— Насколько далеко оно распространилось? — спросил он, чуть дрожа, закрыл дверь и прошел на кухню. Отхлебнул кофе, который она поставила перед ним. Кофе оказался горьким, но зато отвлек сознание от руки.
— Не стану лгать, Джон. Дело скверно. Южный предел потерян. Новая граница проходит далеко за воротами. — Грейс, Уитби, кто знает кто еще, теперь застряли в настоящем кошмаре. — Однако она может остановиться там очень надолго.
— Чушь собачья, — возразил он. — Вам неизвестно, что оно будет делать.
— А может и ускориться. Ты прав, нам неизвестно.
— Вот именно, неизвестно. Я был там, прямо посередке. Видел, как оно надвигается, потому что ты меня туда сунула. — Внутренний вой предательства, а потом мысль, осенившая его из-за усталого, встревоженного выражения ее лица. — Но это еще не все, так ведь? Ты мне что-то недосказала. — Как всегда.
Даже теперь она заколебалась, не желая выдавать сведения, засекреченные страной, которой через неделю может и на свете не остаться. А потом проговорила бесцветным голосом:
— Заражение на объектах, с которых изъяли топографа и антрополога, прорвало карантинный кордон и продолжает распространяться, несмотря ни на какие предпринимаемые нами усилия, — злоупотребляя жаргоном и длинными словами, как во всех редкостных случаях, которые можно перечесть по пальцам одной руки, когда Контроль видел ее потрясенной.
— Боже милостивый, — выдохнул он.
Несмотря на притупляющее воздействие таблетки, ему хотелось избавиться от своих свербящих мозгов, своей воспаленной кожи, плоти под ней, каким-нибудь образом стать столь эфирным и свободным от пут земного тяготения, чтобы исторгнуть из памяти, отречься, отречься.
— Заражение какого рода? — Хотя, пожалуй, и так уже знал.
— Такого, что зачищает все. Такого, что не увидишь, пока не будет слишком поздно.
Он просто таращился на нее, не веря своим ушам.
— Так какого же хера ты направила меня туда, если знала, что это может случиться?
— Хотела, чтобы ты был там поближе. Хотела, чтоб ты знал, потому что это защитит тебя.
— Это защитит меня?! От конца света?
— Быть может. Быть может. А еще нам был нужен свежий взгляд, — она оперлась рядом с ним о кухонную стойку. Он всегда забывал, насколько она изящна, насколько стройна. — Мне требовался твой свежий взгляд. Откуда мне было знать, что все переменится настолько быстро.
— Но имела представление, что это не исключено.
Она продолжала сочить сведения капля по капле.
Он что, должен выуживать их, как пистолет из-под сиденья, только потому, что она их раскрывает?
— Да, имела представление, Джон. Вот почему мы отправили тебя. Вот почему некоторые из нас считали, что нужно что-то делать.
— Скажем, Лаури.
— Да, скажем, Лаури. — Лаури, прячущий задницу в Центре, неспособный взглянуть в лицо случившемуся, словно видео теперь хлынуло в реальную жизнь.
— Ты позволила ему загипнотизировать меня. Позволила им обработать меня, — не в силах сдержать негодование даже теперь. Пожалуй, он даже не догадывался, насколько это его уязвило.
— Извини, но в этом я должна была уступить, Джон, — твердо заявила она. — Уступки были обоюдными. Я ставлю нужного мне человека, Лаури получает некоторый… контроль. А ты, кстати, получаешь защиту.
Саркастически, полагая, что уже знает ответ:
— И сколько еще других в Центре, мать? В этой фракции?
