— Как она бежала? — спросил он у матери.
— Просто, скажем, она крепче, чем выглядит, и очень находчива. — Предоставила ли ей мать какие-то ресурсы? Время? Возможность? Он даже спрашивать не желал. — Центр подозревает, что она вернется на заброшенную стоянку из-за отсутствия заражения в этом месте.
Но он знал, что она отправится вовсе не туда.
— Ты так же думаешь? — поинтересовалась мать.
— Да, — сказал он.
Нет, она отправится на север, в девственную глушь чуть выше городка Рок-Бей, хоть и не верит, что она биолог. Она отправится в место, имеющее для нее личное значение. Потому что чувствует тягу, а не потому, что этого от нее пожелала Зона Икс. Если она права, будь она засланцем, мозги у нее были бы промыты, как у остальных.
По крайней мере, он предпочел поверить в это сам, чтобы иметь основание собирать вещи, и место, которое считает убежищем. Или укрытием.
Объявили посадку на его рейс. Да, он нацелился на запад, но сойдет на первой же пересадке, оттуда на прокатном автомобиле, сменит его на другой, потом, наверное, угонит, мало-помалу загибая дугу к югу, к югу, предполагающую медленное нисхождение в Центральную Америку. Но потом совсем уйдет в тень и развернется на север.
Он действительно тянул Грейс за собой, хотел увести, схватил за руку и вывел из равновесия, поволок бы за собой, если б мог. Орал на нее. Приводил ей все резоны — первобытные, инстинктивные. Но Грейс ничему не внимала, вырываясь со взглядом, заставившим его опустить руки. Потому что оно наделено самоосознанием. Потому что она собиралась увидеть все до конца, а он не мог так поступить. Потому что на самом деле он не директор. Так что он позволил Грейс нырнуть под дождь, когда директриса подошла почти к самым дверям, и в бездумной панике ретировался в кафетерий, а оттуда в машину. И не чувствовал за собой ни малейшей вины.
Телефон подал сигнал, поведав, что из какой-то невообразимой дали до него долетело последнее, бесполезное видео из Южного предела, от петуха и козы.
Ролик не поведал ему ровным счетом ничего, не принес облегчения, не дал ни малейшего представления о том, что стряслось с Грейс. Изображение было зернистым, нечетким. Оба ролика длились по шесть секунд и оба обрывались в один и тот же миг. В первом его кресло стояло пустым вплоть до последней половины секунды, когда в него будто бы село нечто размытое. Возможно, директриса, но абрис был очень смутным. Второе видео показывало Уитби, развалившегося в кресле напротив и куролесящего руками нечто диковинное, отчего его пальцы напоминали мягкие кораллы, покачивающиеся в морском течении. И звуковым фоном ко всему — бессловесный гул. Неужели Уитби теперь пребывает в мире первой экспедиции? И если да, ведает ли об этом?
Контроль посмотрел оба видеоролика дважды, трижды, а потом удалил их. Знал, что этим действием не удалит оригиналы, зато сам удалится от них, и это его вполне устраивало.
Как всегда, обдало жаром, а потом леденящий холод в самолете. Возня с потрепанными привязными ремнями. На взлете Контроль все ждал, что какая-то сила смахнет самолет с небес, гадал, будет ли после посадки встречать его Центр — или что-нибудь более странное. Недоумевал, почему посреди полета стюардессы стали так странно на него смотреть, пока не понял, что реагирует на их машинальную доброжелательность остро, словно ни разу не сталкивался с любезностью — или больше не рассчитывает на нее в дальнейшем.
Чета на сиденьях рядом с ним была из разряда надоедливых, но заурядных обывателей, выкладывавших своим слушателям — ему — все без утайки и в очередной раз подтверждавших, что муж и жена — одна сатана. И все же предупредить ему хотелось даже их во внезапном, нежданном наплыве неприкрашенных и почти неподконтрольных эмоций. Как-то выразить, что происходит, что вот-вот произойдет, не показавшись сумасшедшим, не перепугав ни их, ни себя. Но в конечном итоге хлопнул еще одну успокоительную пилюлю и откинулся на спинку кресла в попытке отгородиться от мира.
— Откуда мне знать, что идею отправиться вслед за биологом вложила мне в голову не ты?
— По-моему, биолог была оружием директрисы. В своих рапортах ты доносил, что она ведет себя не так, как остальные. Что бы там ни было ей известно, она представляет собой своего рода шанс. Хоть какой-то шанс.
Контроль поделился с матерью не всем бременем испытанного за свои последние минуты в Южном пределе. Не всем, что видел, или чем стала директриса, или где она выросла, все равно сейчас она в гораздо меньшей степени остается собой, нежели когда-либо в прошлом. Так что какой бы у нее там ни был план, пожалуй, это уже неважно.
— А ты — мое оружие, Джон. Ты тот, кого я избрала знать все.
Комфорт пошарпанных металлических подлокотников с засаленной, драной сверху обивкой. Порции неба, расфасованные по овальным окошкам. Ненужные сообщения командира экипажа о ходе полета, перемежающиеся с глупыми, зато успокоительными шуточками стюардесс по интеркому. Гадал, где сейчас Голос, накатывают ли на Лаури вспышки воспоминаний, или шарики заходят у него за ролики более общепринятым образом. Лаури, его приятель. Лаури, жалостный мегалодончик. Это твой последний шанс. Но шанса-то и не было. А вместо шанса — жертвоприношение. Если его и будут помнить, то как предвестника катастрофы.
Заказал виски со льдом, чтобы видеть его лоск, держать лед во рту, ощущая его гладкость и чуточку прихватывающий холод. Оно убаюкало его, помогло впасть в колею навеянной на себя усталости в попытке притормозить механизм своего рассудка. В попытке сломать этот механизм.
— Что Центр предпримет теперь? — спросил он у матери.
— За тобой придут из-за твоей связи со мной. — Могут прийти и так, потому что не доложился и отправился за биологом.
— Что еще там предпримут?
— Попытаются заслать тринадцатую экспедицию, если дверь еще существует.
— А с тобой что?
— Я продолжу доказывать справедливость курса, который считаю правильным, — сказала она, зная, что это сулит грандиозный риск. Означает ли это, что она вернется или будет держаться подальше от Центра, пока ситуация не стабилизируется? Контроль понимал, что она будет сражаться, пока мир вокруг нее не прекратит существование. Или пока Центр не избавится от нее. Хотел спросить, почему бы ей просто не изъять свои накопления и не отправиться в самый дальний уголок… и ждать. Но если бы он это сделал, она спросила бы его о том же.
В конце полета женщина на сиденье через проход от них попросила его и двоих его соседей по сиденью открыть окно перед посадкой.
— Вы должны открыть окно перед посадкой. Вы должны его открыть. Для посадки.
Или что? Или что? Он просто пропустил ее слова мимо ушей, не передал дальше, закрыл глаза.
А когда открыл, самолет уже сел. Никто не ждал его, когда он сходил на землю. Никто не выкрикнул его имя. Арендовав машину, он продолжил путь.
Словно какой-то другой человек вставил ключ в замок зажигания и повел машину прочь от всего, что было знакомо. Пути обратно не будет. Но нет и дороги вперед. Он вроде как уходит в сторону, и как это ни пугает, есть в этом и трепет ликования. Так можно ощутить, что ты еще жив или просто ждешь, что же будет с тобой дальше.
