Если б я уже всякого в своей жизни не навидался, то однозначно долго и вдумчиво блевал с такого зрелища.
– Мило, – ледяным – под стать окружающей температуре – тоном произнёс Датч, с явным отвращением глядя на труп. – Что можете сказать?
– Тело не опознано. Девушка возрастом около двадцати лет. Причина смерти неизвестна.
– Причина смерти – двенадцать проникающих ранений в области груди, – предположил я, наклоняясь к трупу. – Вывод следствия – самоубийство.
– Ну, и такой вариант исключать не будем, ага… Найдена в районе северных кварталов китайской зоны два дня назад. Поэтому ещё и не похоронена. Девку очень профессионально выпотрошили, но на охотников за органами не похоже – почки на месте. Зато нет сердца, печени и гортани. Про руку и глаз молчу – сами видите. Так не видно, но затылок у неё проломлен и не хватает кусочка мозга. Гипо… эээ… В общем, кусочка мозга. Разрезы сделаны очень профессионально, специальными хирургическими инструментами. В крови обнаружены следы сильнодействующих препаратов самого различного действия…
– Все жертвы… с такими же повреждениями? – медленно выговорил здоровяк.
– Как правило, – дёрнул плечом Фрей. – Наиболее характерная черта – вскрытие и извлечение внутренних органов.
– Левая рука всегда отсутствует? – спросил я, наклоняясь пониже и осматривая тело повнимательнее.
– Да, почерк всегда абсолютно одинаков.
– Её держали в плену довольно долго, – произнёс я, рассматривая единственную руку жертвы.
– С чего ты это решил? – недоверчиво произнёс Уолтер.
– Гляди, – я указал на изломанные пальцы на сохранившейся руке. – Они сломаны.
– Ну и что? Ей сердце вырезали, так почему бы и пальцы тоже не сломать? Мой судмедэксперт так и сказал.
– Дурак твой судмедэксперт. Не всё так просто. Пальцы ей ломали, а затем сращивали, но неправильно, чтобы они постоянно болели. Неоднократно. Так что в плену она была явно несколько месяцев.
– Зачем?
– А зачем её таким изуверским способом убили?
Обошёл стол, повнимательнее рассмотрел правый висок жертвы, на котором была кожа.
– Ещё её пытали электротоком. Обруч на голову и полтораста вольт в мозги. – Я указал на не прикрытые отрезанными губами зубы, многие из которых были обломаны и растресканы. – Зубы хоть и желтоватые, но ровные – при жизни она за ними явно следила. А сейчас по ним как будто напильником прошлись – пытки она выдерживала, будучи ещё живой и в сознании. В прямом смысле стискивая зубы. Увольняй своего эксперта, Уолтер, – ни хрена он тебе толкового не сказал.
– Он у меня всего один и второго тут не найти, – буркнул Фрей. – А ты откуда всё это знаешь?
– Да так… Были места…
– Вы принимаете заявление о пропавших людях? – спросил Датч копа. – И если да, то сколько ими занимаетесь? После чего отправляете в архив?
– Не в архив, а в шредер… – задумался Уолтер. – Хитро, чёрт меня дери… Поэтому мы почти никого опознать и не можем… Др-рянь!..
– Ногти целые, мочка уха… целая… – продолжил я осмотр. – Это не просто маньяк.
– Поясни.
– Поясняют только лохи, Уолтер.
– Сейчас ты у меня рядом с этой красоткой приляжешь отдохнуть, умник сраный.
– Не кипятитесь, – примирительно произнёс здоровяк. – Вайс, полегче. Лучше действительно объясни.
– Это, конечно, просто предположения, но…
– Да не тяни ты уже кота за яйца – они же не резиновые, как и моё время!
– Сначала скажи – почему его зовут Скульптор? – спросил я.
– Он сам себя так назвал.
– В смысле? – теперь пришла уже моя очередь приходить в недоумение.
– А какой тут смысл-то может быть? – поморщился Фрей. – После первого же десятка жертв к нам в департамент с курьером доставили конверт… в комплекте с сырой надкусанной человеческой почкой. В графе «Откуда» стояло «из Ада с любовью», в графе «От кого» – «Скульптор душ человеческих». Написано было красивым почерком без единой ошибки.
– А что именно там было написано?
– А как в дешёвом триллере – «Я хочу поиграть с вами в одну интересную игру». Ну и всё в таком духе – «Я буду убивать, попробуйте меня остановить»… Хрень, короче. Но имечко прижилось… И вообще, не пудри мне мозги! Давай уже выкладывай свои мысли!
– Это не просто маньяк-садист, – сказал я. – Я видал тех, кому просто нравилось убивать, и тех, кто перед смертью жертву всячески мучил. Те же ногти вырвать или иголки под них загнать – первейшее дело. Все об этом слышали, все об этом знают. А здесь не так – больше похоже на планомерные опыты… Живодёрские, но почти научные. Больше похоже на психа, возомнившего себя гениальным исследователем или учёным. Обычный маньяк не станет мучить жертву продолжительное время – приступ безумия внезапен, но скоротечен. Он искромсает тело за пару часов, но растягивать удовольствие – вряд ли. У психопатов, которые могут украсть девчонку, а потом насиловать её годами, совсем другой склад безумия. Без вот такой вот запредельной жестокости. Жестокость – это тупо. Маньяк с мозгами придумает себе развлечение поизящнее и покрасивее.
– А ты определённо знаешь толк в безумии, – присвистнул Датч.
– У меня были… – я ухмыльнулся и погладил новообретённый шрам на голове. – Самые разные знакомства. Подчас ужасные, но такие удивительные…
– Слышь, панк… Бросай ты это своё наёмничество и иди ко мне экспертом по психам. Или я тебя по подозрению в причастности к серийным убийствам арестую и казню.
– Я бы предпочёл сохранить статус-кво, – улыбнулся я.
– Ты откуда таких слов нахватался-то, панк?
– Эй, Уолтер! Я не такой тупой, каким кажусь! Кстати, ты тоже обещал мыслями поделиться.
– Ну, обещал.
– Ну, ииииии… Где?
– Скульптор находится в городе, – произнёс Фрей. – Но вот жертв ему доставляют с соседних островов. Все жертвы, которых мы смогли опознать, были не местными.
– Порт? – спросил Датч.
– Всё проверить просто нереально, – покачал головой коп. – Но канал торговли живым товаром определённо где-то там.
– Значит, Скульптор не одиночка, – сделал я вывод. – У него как минимум есть пара сообщников. Как максимум – больше. Однако они отлично шифруются, раз до сих пор ещё не прокололись.
– Следующий момент – он наверняка связан с медициной. Я проверил главные клиники города и одиночек – зацепок не нашлось.
– Это и так понятно. Что-нибудь более существенное?
– Исходя из полученного письма (если его отправил действительно наш маньяк), это белый. Лет тридцати-сорока. Образованный и грамотный.
– Ну, ладно возраст и грамотность… – хмыкнул я. – Но цвет кожи-то как установили?