Леонид Михайлович фыркнул, удерживая смех:
– Кто бы стал меня уверять, что «Сын несчастья» такой идиот, никогда не поверил бы.
– Почему «Сын несчастья»? – удивился террорист.
– По-еврейски «Берия» звучит как «Сын несчастья».
– Так Лаврентий Павлович?..
– Да хрен его душу знает. Ты можешь мне ответить, для чего понадобился этот театр юного зрителя?
– Берия рассчитывал, что Хозяина либо инфаркт трахнет от ужаса…
– Ну, это вряд ли, – пробормотал Заковский. – Нервы у Кобы крепкие.
– Либо поползут слухи, что Сталину в Кремль являются привидения…
Бывший махновец хмыкнул и рефлекторно выдвинул вперед нижнюю челюсть, взвешивая информацию.
– Значит, главная цель – убрать либо скомпрометировать Самого? А на его место сядет Змей… Нашего друга в детстве частенько поколачивали сверстники – за подлость и воровство. Так он однажды после выволочки сбежал в лес и вернулся с ядовитым гадом в руке. И бросился на обидчиков, используя змею как оружие. Отсюда и кличка – с детства и на всю жизнь. – Помолчав, Леонид Михайлович пробормотал, словно сам себе: – А ведь я ничего не слышал о явлении покойника вождю. Значит, Коба переиграл всех. Хорошо соображает!
Слушая дальнейшее повествование, Заковский всё больше мрачнел.
– Получается спектакль в ТЮЗе – «Павлик Морозов». А Марков снова стал «инженэру» поперёк дороги. Теперь уже в самом главном. Сергея будут убирать. Сперва руками Кобы, не выйдет – напрямую. Уничтожат талант, сволочи. И, что ещё хуже, сдадут страну немцу. Странно, что Змей этого не понимает. Фюрер ведь не остановится, аж до Забайкалья попрёт. Проглотить не сможет, а всё равно откусит.
Известие о сегодняшнем приземлении в Москве «Юнкерса» комиссара ГБ добило.
– Голову даю на отсечение, что летел этот гад через Белосток. Ещё один камень на шею Маркову. Ох, и хитро… мудр Лаврентий!
Когда Мамсуров замолк, Леонид Михайлович невесело спросил:
– И чего же ты, Хаджи-Мурат, хочешь от меня?
– Хаджи-Умар, – гневно поправил осетин. И неожиданно спросил: – Как вы относитесь к Сталину?
– Спросил бы ты чего полегче.
– Боитесь? А я не боюсь. Меня Берия чем взял? Он предложил участвовать в отстранении Сталина от власти. Я был уверен, это – спасение России. А сейчас… Я вижу, каждый норовит урвать кусок пожирнее для себя, любой ценой. Выходит, кроме этой усатой сволочи страну сберечь некому.
Заковский растроганно пробормотал:
– России верные… осетины, чукчи и другие великороссы.
Мамсуров сверкнул глазами, но промолчал.
И вдруг комиссар выпрямился, и на его лице появилась дерзкая улыбка Лёвы Задова:
– Значит, будем играть ва-банк. Поехали.
Усадив гостя на жёсткий стул в своем кабинете – других здесь не водилось, – Леонид Михайлович набрал короткий номер.
– Александр, здорово. Узнал?
Мощная мембрана донесла до Мамсурова голос собеседника:
– Век бы мне тебя не знать, Лёва.
– Мне нужно срочно, прямо сейчас, встретиться с твоим начальником.
– Ты сошёл с ума?
– Саша, ты сам знаешь, что в нормальном состоянии я не просился бы к Нему на приём.
Из трубки донесся тяжёлый вздох:
– Ты хоть представляешь, как это сложно? А для тебя – опасно. Попадёшь не под то настроение, головы не сносишь.
– Вспомни, сколько раз за последние пятнадцать лет я обращался к тебе с просьбами.
– Никогда.
– А теперь, поверь, таки надо. И, может быть, Ему нужнее, чем мне.
– Ладно, куда перезвонить?
– Пока я в своём кабинете. И скажи, что со мной интересный человек. Герой Испании. Зовут Хаджи-Умар Мамсуров. Пусть заготовят пропуск. А лучше ты сам нас встреть.
– Узнаю Лёву Задова. Ты всегда был нахалом.
– Как говаривал мой дедушка из Бердичева, в моём возрасте меняться уже вредно для здоровья.
– Лева, из тебя еврей такой же, как из меня. И все твои предки родом из Устюга. Так что умерь свою манию величия.
Товарищ Сталин с интересом разглядывал вошедших. Между вытянутыми руками Вождя лежал револьвер с потёртой ручкой.
– Здравствуйте, товарищ Заковский, – улыбнулся Вождь. – Я думал, вас расстреляли ещё году в тридцать пятом…
– К счастью, этого не произошло, товарищ Сталин, – ответил Леонид Михайлович, вытянувшись по стойке «смирно».
– К счастью для кого? – уточнил Хозяин.
– Прежде всего, для меня.
Иосиф Виссарионович нежно погладил рукоять нагана.
– Вы рвались на приём. Это само по себе безобразие. Что получится, если каждый станет сам решать, идти ли ему к главе партии и правительства, и когда идти. Товарищ Сталин сам знает, кого и когда ему приглашать. Вы ещё уговорили товарища Поскрёбышева доложить, что у вас дело чрезвычайной важности. Излагайте.
– Товарищ Сталин, я прошу вас выслушать товарища Мамсурова.
Только теперь Вождь перевёл жёлтые глаза на второго визитера и сделал приглашающий жест.
– Сегодня в семь тридцать утра на Центральном аэродроме Москвы приземлился немецкий транспортный самолёт «Юнкерс-52», – размеренно заговорил диверсант. – Я обеспечивал приём офицера СД, который прилетел якобы для передачи вам личного письма Гитлера.
Страшные глаза Сталина сузились, но лицо осталось неподвижным и бесстрастным. Только правая рука незаметно стала поглаживать локоть левой.
– Само письмо, если вам ещё не передали, то в ближайшее время вручат. На самом деле целью этого визита были переговоры об обеспечении возможности внезапного удара вермахта по Белостокскому выступу и молниеносного глубокого вторжения на территорию СССР.
Хозяин жестом остановил Хаджи-Умара:
– Подробнэе, – хриплым голосом приказал он.
Прорезавшийся акцент выдал крайнюю степень взволнованности. Обычно Сталин говорил абсолютно правильно, только жёсткие интонации и привычка изъясняться короткими предложениями выдавали, что родной язык для вождя всё-таки грузинский. И лишь в моменты предельного напряжения, когда Иосиф Виссарионович забывал себя контролировать, выявлялся говор уроженца горной деревни. Так было чуть больше месяца назад, девятого апреля, когда на заседании, посвящённом слишком высокой аварийности в ВВС – ежедневно по 2–3 самолета, – заместитель наркома обороны по авиации Павел Рычагов неожиданно заявил: «Это вы засовываете нас в летающие гробы». Он бросил это в лицо главе страны. А ведь тот считал себя создателем Военно-Воздушных Сил Советского Союза. Сталин был настолько уязвлён, что потерял лицо, он вскочил с места и почти закричал: «Вы не должны были так сказать!» Но подобные случаи за всё время правления Кобы можно было пересчитать по пальцам одной руки.
