Номинально «Четвёрку» возглавлял Вячеслав Михайлович Молотов. Однако глава Правительства и одновременно нарком иностранных дел Советского Союза был настолько загружен основной работой, что вникать в деятельность засекреченного подразделения ему было недосуг. Реальное руководство осуществлял генерал-лейтенант Пётр Федотов.
Он тоже дожидался своего посланца в кабинете, стандартном и не отличавшемся от любого другого в той части здания МИДа, что была отведена Информационному комитету. Настольная лампа, как положено в те годы во всех кабинетах государственных служащих, под зелёным стеклянным навершием, непроницаемо чёрный чай стыл в стакане, охваченном металлическим подстаканником.
Генерал-лейтенант вдумчиво выслушал доклад Паташона.
– Василий Степанович, – спросил он, – как вы полагаете, коллеги не лукавили, когда отреклись от этой невесть откуда появившейся девицы?
– Мне кажется, нет. Во-первых, они не упустили бы случая выслужиться лично перед Хозяином. Во-вторых, представитель выглядел обескураженным. А актёр он слабый.
– Прочитайте. – Пётр Васильевич вынул из закрытой папки, одиноко лежащей на столе, лист бумаги и положил перед толстяком.
– А этот Леонтьев не дурак, – хмыкнул коротышка, пробежав текст.
– Вас не удивляет, товарищ полковник, что случайно появившаяся девица точно отвечает типу, который вычислили в НКВД? Вы верите в такие совпадения?
Василий Степанович Рясной, начальник 1-го отделения 1-го отдела 2-го управления НКГБ по должности, фактически служивший руководителем резидентуры внешних и внутренних агентов Информационного комитета, задумался.
– Просчитать, на какой тип баб клюнет именно этот мужик, способны не только в ГУГБ. Если девка – подстава и при этом коллеги не в курсе, – медленно проговорил он, – интересная игра может завязаться… Особенно с учетом того, что товарищ Сталин разрабатывать эту… студентку запретил. Счастье, если её цель фигурант Апостол-1. А если через него выходят на Самого?
Паташон резко подался вперёд: «Если это – покушение на…», – и он ткнул пальцем вверх.
– Успокойтесь, полковник, – усмехнулся генерал-лейтенант. – Мы же с вами не в ведомстве Берии работаем, нам изобретать ничего не нужно. И ордена нам дают не за липовых террористов. Если бы была поставлена задача устранить, девушка сыпанула бы медленно действующего яда хоть всем, кто был на приёме. И спокойно уехала, пока симптомы не проявились. А вот если её подводят, чтобы иметь источник…
– Пётр Васильевич, простите великодушно, что перебиваю, – толстячок прижал руки к груди. Очевидно, ему такие вольности прощались. Заместитель начальника комитета только поощрительно улыбнулся. – Вы же не видели эту Корлюченко. Худая, чёрная, страшная, как смертный грех.
– Вы полагаете, милейший Василий Степанович, что любят только беленьких, пухленьких куколок с огромными синими очами? Ошибаетесь, смею уверить. Вот из-за таких, почти страхолюдин, но чертовски милых, случается, ломают и карьеры, и судьбы. Но о странностях любви мы поговорим в другой раз. А сейчас поручите всем сотрудникам вашего отдела, кто не работает в данный момент с прикреплёнными, срочно собрать всю возможную информацию об этой студентке ИФЛИ. Осветить со всех сторон с момента, когда её мама родила, и до сего дня поминутно. Чтобы мы знали, на каком боку ей лучше спится, какие эротические сны ей приходят и с кем она их смотрит. Ясно?
– Но ведь сам товарищ Сталин…
– Сам товарищ Сталин запретил разрабатывать только девочку. А ваши люди пусть разрабатывают окружение. Осторожно. Так, чтобы она сама ничего не заподозрила. Вы же это умеете, где лаской, где таской. Срок – неделя. Нет, даже меньше – максимум пять дней. Приступить к исполнению прямо сейчас.
На рабочем столе Хозяин нашёл досье. «Корлюченко Елена Ивановна, 15 апреля 1921 года рождения. Отец – Корлюченко Иван Фёдорович, старший экономист в Наркомате лёгкой промышленности. Мать, Корлюченко Зинаида Петровна, в девичестве Степанова, – кандидат экономических наук, доцент института имени Плеханова, член РКП (б) с 1918 г. С 1918 по 1934 г. работала в аппарате Мосгорпрокуратуры и МГК ВКП (б). Окончила институт Красной Профессуры».
Иосиф Виссарионович скользнул взглядом по маленькой фотографии, с которой таращилась незнакомая длинноносая девица, долго смотрел на тощенькую папку, не понимая, кто и для чего подсунул вождю жизнеописание заурядной девчонки. Его что, спутали со служащим отдела кадров какого-то вуза? Рука потянулась к кнопке: вызвать Поскрёбышева и спросить, что должен означать этот мусор на столе Генерального секретаря. И тут в глаза бросилась следующая фраза: «Студентка третьего курса Института философии, литературы и истории». Ну да, он же сам дал задание собрать информацию о Ленке, которую, не спросив позволения, нагло притащил на дачу Марков. Ладно, почитаем, почитаем. Так, младшая сестра, тоже Зинаида, как мама, на первом курсе «Плехановки». Родители разведены. Живы две бабки. Деды, надо думать, головы сложили на Гражданской. И хорошо ещё, если воевали по одну сторону. Впрочем, нам-то что? А девочка может пригодиться. Тоненькая ниточка, привязывающая Маркова к Сталину. Так ведь лилипуты Гулливера и связали большим количеством тоненьких ниточек.
– Скажи честно, Иосиф, девочка понравилась, – усмехнулся Сталин. И сам себе ответил: – Мне нравятся все, кто может помочь в решении наших задач. Если они не оправдывают доверия, они перестают нравиться. Исключения были? Исключений не было.
Снова усмехнулся довольно и вызвал Поскрёбышева:
– Я хочу поговорить с… – заглянул в папку, – Зинаидой Петровной Корлюченко.
– Прикажете вызвать?
– Не обязательно. Можно по телефону.
Ленка, конечно же, проспала. Когда за ней забежал Коля, неумытая и почему-то злая как мегера, она обругала парня, а он, между прочим, через половину столицы ехал, чтобы проводить девушку в институт, и умчалась на лекции без завтрака. Зинаида, полная противоположность взбалмошной сестре, и встала вовремя, и ушла по-человечески, без лишней суеты, попив чаю и закусив свежеиспечёнными на керогазе мамиными пирожками.
По расписанию занятий у Зинаиды Петровны сегодня не было. Можно было вообще не являться в институт. Отправиться в библиотеку. Или посидеть дома, освежить в памяти, как Маркс характеризовал разницу между азиатским и античным способами производства. В свете позавчерашней дискуссии о коллективизации, крестьянской общине и колхозном строе. Спор получился как бы академический, но сегодняшние политические аллюзии сквозили чересчур явно и опасно.
А тут ещё нелепая история с Ленкой, будто бы новый знакомый, генерал-полковник, пригласил её на дачу к самому… И тот ей руку поцеловал. Вернулась под утро. Навеселе. Врёт? Или это какая-то дурацкая игра у современной молодёжи?
В дверь настойчиво позвонили. Сердце оборвалось, как при падении. Зинаида Петровна выбежала в длинный коридор квартиры, где она с дочками занимала целые две большие комнаты, но отпереть не успела. Её опередила Эльза Германовна, худая, одинокая, желчная старуха, бывшая опереточная актриса. Почему её подселили к ним, непонятно. По закону Корлюченко имела право на все три комнаты, как кандидат наук и участница Гражданской войны. Опять интриги жилкомиссии. Вот если бы у неё был стаж не с восемнадцатого, а с семнадцатого, до марта, никто б не посмел ей такую подлость устроить.
