– Из трёх стволов с пяти метров хоть кто-то да попадёт, – согласился Рыцарь. – А Марков, даже если успеет «дуру» выхватить, подумает, как быть, чтобы хозяйку под пулю не подставить. Могёшь, – похвалил он главаря.
– А то, – хищно осклабился Витюля.
Поздним вечером Зиновий Ефимович заявился к Заковскому. Начальник архива выглядел озабоченным.
– Скажите, Лёва, – произнёс он, – вы верите в привидения?
Леонид Михайлович покосился на большие напольные часы. Узорчатые стрелки показывали ноль часов тринадцать минут. Хозяин кабинета тяжело вздохнул:
– Зяма, вы выбрали не самое лучшее время для таких разговоров.
– Поверьте, Лёва, хорошего времени для такой майсы не бывает. Вы знаете, мой человечек сообщил новые установочные данные на того, кого мы ищем. – Аш обвёл глазами стены помещения, тяжело вздохнул. – Так я поднял все дела на всех людей той редкой профессии, кто попадал в поле зрения органов. И знаете, есть только один, который подходит по всем параметрам.
– Очень хорошо! – Заковский потёр ладони.
– Очень плохо, – возразил начальник архива и протянул комиссару госбезопасности толстую картонную папку. – Это извлечения из его дела. То, что имеет отношение к реальности. Всякие глупости про японскую разведку и тому подобное я выбросил.
Леонид Михайлович стал быстро просматривать страницу за страницей. «Так… так… Он действительно ходил в любимчиках у Лейбы? Русский». Аш кивнул и развёл руками:
– Он не был дураком.
– Кто он?
– Оба.
– Ух ты, – присвистнул комиссар.
– Да, – скорбно подтвердил Зяма.
– Очень похоже, что мы нашли того, кто нужен. – Заковский, не дочитав, отодвинул папку. – Посмотрите, где заложено, – попросил начальник архива. Замнаркома послушно раскрыл документ, прочитал, глянул на Аша, снова перечитал страницу и пробормотал:
– Ничего не понимаю.
– Вам нужно больше бывать на свежем воздухе, – назидательно произнёс Аш. – И лучше питаться. У вас нездоровый цвет лица, Лёва. – И снова обвёл взглядом стены кабинета.
– Пожалуй, вы правы. – Заковский встал из-за стола. – Пошли обедать. Самое время.
* * *
В огромной пустой столовой наркомата (Час ночи. Обедают в это время вряд ли. Но сидят на службе всю ночь, и подкрепиться во время этих бдений совсем не вредно. И общепит подстраивается, НКГБ – это не какие-нибудь мастерские Фортинбраса при Умслопогасе
[12]
) комиссар склонился над тарелкой с борщом, отодвинув пока печёнку по-строгановски с гречкой, и быстро и тихо заговорил:
– Если он расстрелян в тридцать седьмом, это не тот человек.
Аш так же тихо ответил, помешивая ложечкой в стакане крепкого, почти чёрного чая:
– Или тот. Наш товарищ вполне мог оказаться сильно предусмотрительным. Я проверил документы. Следователь и все, кто был как-то связан с арестованным, ликвидированы в разные годы или погибли при исполнении. Ни одного из них никто никогда не допрашивал. Вам это ни о чём не говорит?
– Совпадение. У нас стольких устраняли после Ежова. Всех допрашивать было некогда, да и незачем.
– Лёва, я не верю в такие совпадения. Тем более что этот священнослужитель занимался… Вы обратили внимание, какие исследования он вел в лаборатории СТОНа?
– Там написано – изготавливал йод из водорослей.
– Йод? Лева, мне удалось раскопать финансовые отчёты лагеря за тридцать пятый год. В них есть большие цифры и нет ни слова про медикаменты. Зато фигурируют специальные для перевозки «продукта 180», полученного в лаборатории. Это гидроксилин, или тяжёлая вода.
– Это что ещё за хреновина?
– Как вам это объяснить, Лёва. Альберт Эйнштейн считает, что эта хреновина необходима для создания самой мощной бомбы, какую только можно представить. Одна такая способна уничтожить целый город с полумиллионом жителей. Вы доверяете мнению Эйнштейна?
Заковский отодвинул тарелку, откинулся на спинку стула и глянул в лицо Ашу.
– Боюсь, что да, Зяма, – очень серьёзно сказал он.
Приключения приключениями, а дело делом. Витюля не один час просидел за столом на кухне Цыгана и перепортил четыре тетрадки в косую линейку, составляя «хитрую маляву». За стенкой ворочалась и вздыхала Ванина мамаша, просила то попить, то помочь перевернуться на другой бок, то помочь с «уткой». Куцего она дико раздражала, сбивала с мысли. Орудовать карандашом оказалось совсем не простым делом. То было непонятно, о чём автор просит людей в своём послании. То приходилось долго описывать фраера, о котором нужно поспрашивать в «крытках» и на пересылках.
Конечный результат выглядел так: «Авторитетный человек ищет очкастого попа отца Павла, которого недавно этапировали из СТОНа».
Казалось, глаза капитана Скачкова стали светлее, словно олово расплавили в тигельке. От растерянности он часто помигивал, не зная, как себя вести.
– Вот, Джаба Гивиевич, – не то позлорадствовал, не то порадовался за «постояльца» начальник тюрьмы, – телеграфом приказ пришёл: незамедлительно этапировать вас в белокаменную. Подпись замнаркома.
О телефонном звонке самого Лаврентия Павловича капитан решил не упоминать. Тем более что он не понял: иронизировал заместитель председателя Совета Народных Комиссаров, когда называл этого толстого обсоска своим другом, или был совершенно серьёзен. А от этого напрямую зависела судьба опального чекиста, здесь ошибиться было нельзя.
– Лёвы или Богдана? – деловито спросил Ивакин.
– Кобулов затребовал, – после паузы (соображал – говорить или до Москвы оставить в неведении) ответил Скачков.
Заключённый развалился на жёстком казённом стуле, словно сидел не в кабинете царя и бога Соловецкой «крытки» в одном лице, а в кожаном кресле где-нибудь на кафедре искусствоведения МГУ. Капитан в университете никогда не бывал, да и что там было ему делать, но почему-то представлял себе кафедру искусствоведения именно так: массивные кресла, обитые выделанной толстой шкурой невезучей коровы. И массивные столы, на которых свалены толстые папки и книжки с золотым тиснением.
Джаба задумчиво барабанил толстыми пальцами по крышке начальникова стола.
– И насколько незамедлительно я должен явиться в Москву? На каком транспорте придётся ехать?
– Завтра вас будет ждать самолёт. До трапа я провожу лично.
Ничего хорошего от такого вызова доктор искусствоведения не ждал. Конечно, глупо было бы надеяться, что о нём забудут вообще. Но почему вспомнили именно сейчас? Более важных забот накануне большой войны не осталось? Уголовный авторитет не видел ни одной разумной причины для того, чтобы он понадобился в Москве. Разве что, попытка нащупать через откровенную шпану след какого-то очкастого «графа Монте-Кристо»? Ивакин взвесил шансы мелкого бандита Куцего сделать нечто такое, на что обратил бы внимание лично Богдан Захарович Кобулов. Он что, Сталина умудрился ограбить или какой-то из баб Лаврентия Павловича произвёл «взлом лохматого сейфа»? Представив такую картинку, Джаба Гивиевич улыбнулся. Чушь, конечно, реникса, как писал Антон Павлович Чехов, но смешно.
