Ротный ожидал, что на его голову обрушатся страшные кары за то, что поздно доложил о выполнении задания. Однако получил благодарность за спасение материальных ценностей для трудового народа.
Ещё одна встреча со странным руководителем контрразведки произошла под станицей Фёдоровкой, уже после окончательного разгрома Врангеля. Фрунзе попытался разоружить махновцев. Анархисты стали прорываться с боями в Гуляй-Поле.
Будённовцы разбили крупное соединение «повстанческой армии». Группку бандитов захватили бойцы роты Маркова. Одним из пятерых пленных оказался Лев Задов.
Сергей не мог передать нового знакомого чекистам. Он совершил тогда единственное преступление перед трудовым народом за всю свою жизнь: помог Задову уйти. Совесть не мучила. Личному кодексу чести это не противоречило. Марков видел, как вывозили из Таврии вина и уникальную мебель, как вытаптывали виноградники, как уплотняли буржуев и интеллигенцию. Ему ещё повезло: отозвали в Москву до прибытия в Крым Белы Куна и до начала бессмысленной резни, которую устроил «красный интернационалист». И по сей день генерал-полковник Сергей Петрович Марков пребывал в убеждении, что умница авантюрист Лев Задов гораздо нужнее России, чем верный ленинец Бела Кун или Лев (Иудушка) Троцкий.
* * *
– Курить хочешь? – спросил Заковский. – После такой передряги должен. А ещё лучше сейчас бы граммов двести коньячку вмазать, чтобы нервы отпустить. Ну, это от нас, думаю, не уйдёт.
Он достал из кармана серебряный портсигар, протянул Сергею. Внутри оказались не папиросы, а зарубежные сигареты без мундштука. Такими угощала их с Лосем «борт-буфетчица» Люсечка три с небольшим недели назад.
Марков выловил туго набитый белый цилиндрик, сунул в рот. Леонид Михайлович протянул тяжёлую металлическую зажигалку: «Откинь колпачок». Командир крутанул большим пальцем рубчатое колёсико, с наслаждением затянулся крепким дымом.
– Чтобы сразу расставить точки над всеми буквами, – сказал Заковский, – сегодня я занимаю должность заместителя наркома внутренних дел. В звании комиссара госбезопасности 1-го ранга.
Сергей тихо присвистнул:
– Почти маршал.
– Ага, почти, – согласился старый знакомый. – Думаю, нам есть о чём поговорить. Поедешь ко мне, краском?
– В служебный кабинет? – сухо спросил Марков.
– Брось, Серёжа, – с тоской в голосе проговорил Леонид Михайлович. – Если бы тебя забирали, так не я бы это делал и не так это обставлялось бы. На текущий момент ты – чуть ли не личный друг Сталина и в этом качестве – лицо неприкасаемое. Правда, что будет через три дня, никто, включая нашего великого и мудрого вождя, не знает.
– А что может случиться за трое суток? Небо на землю упадёт?
– Может быть, и небо… Двинули?
Марков кивнул.
* * *
– Честно признаться, – рассказывал Заковский по дороге, тоже дымя сигаретой, – сначала я потерял тебя из виду. Румыния с Нестором Ивановичем, Польша после его высылки. – Заковский жёстко и неприятно усмехнулся, видно, воспоминания о Речи Посполитой были очень яркими. – Возвращение сюда, ИНО-отдел УкрЧека. Служба к связям не располагала, что к новым, что к старым. Но перебравшись в Москву, начиная с твоего назначения командиром дивизии, я тебя из поля зрения уже не выпускал.
При «злобном карлике» я сам каждый день ждал молоденького лейтенанта. У нас старых работников, особенно в чинах, брать посылали именно молодых. Чтобы зубрам было обиднее и страшнее. Юнцы выслуживались, вели себя особенно грубо и нагло, били беспощаднее. Так что, извини, сделать не мог ничего.
Четыре недели назад пришло распоряжение Хозяина отобрать из числа репрессированных, но живых военачальников тех, кто проявил стратегические таланты. Выполняли приказ мои люди. Я надеялся, что твоя кандидатура Сталина заинтересует. Как видишь, не ошибся.
Разговор продолжили на конспиративной квартире. Небольшая комнатка на первом этаже старого здания в переулке где-то за Павелецкой площадью была обставлена, как жилая.
– Жилищный кризис, – развёл руками Заковский. – Постоянного обитателя приходится гонять по командировкам. Он не сетует, ему площадь выделяли с условием, что ею в экстренных случаях будет пользоваться НКВД. Бедняга звонит, предупреждает о прибытии за день. Зато ему остаются в пользование остатки еды, напитки.
Рассказывая, Леонид Михайлович расставлял казённые припасы: бутылку с армянским коньяком, стаканы – нет у съёмщика бокалов, он человек простой – балык, красную икру в двухсотграммовой баночке, хлеб, варёную курицу. Последней украсила стол чистая стеклянная пепельница.
Подняли стаканы, чокнулись, выпили.
– Как в Крыму, – довольно улыбнулся Заковский. – Только там коньяк был получше.
– Зато соль похуже, – хмыкнул Марков. Зажевали обжигающую жидкость мясом и бутербродами. Закурили.
– Ну, ты успел осмотреться? – поинтересовался бывший анархист, внимательно разглядывая Сергея, словно пытаясь понять, как изменили прошедшие десятилетия командира роты будённовцев.
– Если честно, многого не понимаю, – честно признался Марков.
– Если честно, думаю, не понимаешь ничего, – усмехнулся Леонид Михайлович. – Как считаешь, зачем ты нужен Самому? С чего это он в тебя такой влюбленный?
– Это как раз очевидно. Обстановка на границе сложная, чреватая катастрофой.
– А ты – военный талант. Поэтому товарищ Сталин вытащил тебя из лагеря и назначил… командующим Московским округом. Не Западным вместо Павлова, у которого потолок – дивизия. Не в Генштаб, вместо Жукова или хотя бы вместе с ним. Почему?
Генерал пожал плечами.
– Давай я расскажу тебе всё по порядку. Так проще и быстрее, – предложил заместитель наркома. – Я за вознёй у престола наблюдаю давно. Кое-что знаю – должность позволяет. Кое о чём догадываюсь.
То, что я обязан принимать к сведению в силу занимаемой должности: ещё 17 сентября прошлого года генерал Паулюс после двухнедельной штурмовщины без сна и отдыха доложил генерал-полковнику Гальдеру свои намётки по поводу нападения на СССР. Он пришёл к выводу, что операция – на грани самоубийства, но возможна. Необходимо сосредоточить на границах с СССР не менее 110–120 дивизий и добиться стратегической внезапности. Это влечёт за собой массу телодвижений по дезинформации противника. Паулюс писал: «Сама конфигурация театра военных действий диктует план нападения. Все русские армии развёрнуты для наступления. Особенно соблазнительно выглядят Белостокский и Лембергский балконы, где сосредоточено огромное количество русских сил, гигантская сеть складов и аэродромов, штабы всех уровней. А между тем оба эти балкона легко уничтожаются гораздо меньшими силами, поскольку никакой, в сущности, обороны они не имеют.
Когда сталкиваются две армии, обе нацеленные на стремительное наступление, выигрывает та, что начинает первой. Уничтожение русских армий на «балконах» даст возможность выхода на оперативный простор с быстрым достижением конечных пунктов операции: Москвы, Ленинграда и Волги, где-нибудь южнее Сталинграда. Главное – внезапность.
