«Мы это сделали, Уинифред!» – ликовала Джейн.
«Подожди, Джейн, остался последний рывок», – напомнила Уинифред.
Последний рывок! Самая сложная часть дерзкого плана, требующая огромной выдержки!
Имитировать подавленное состояние духа Джейн не пришлось – бежать обратно к воротам и подниматься по лестнице теперь, когда в камере никто не ждал ее, а рядом не было верной подруги, оказалось куда страшнее, чем в предыдущие разы. Джейн заставила Уинифред проделать весь путь, вернуться в Лейтенантскую квартиру, хотя единственное ее желание было – броситься без оглядки, скрыться в ранних сумерках, среди прохожих. Даже промозглые, вонючие лондонские улицы казались безопаснее казематных стен. Миновав первый лестничный пролет, Джейн почуяла запахи разных кушаний, что готовились в караулке; неожиданно резко зазвучали голоса, детский визг, утробный женский смех, шаги снующих повсюду людей. Прежде она ничего этого не воспринимала, слишком занятая исполнением задуманного. Теперь Джейн почувствовала себя в западне реальности. Настал момент поставить точку в деле. Она миновала второй лестничный пролет – словно проникла в душную пасть каменного монстра; напомнила себе, где находится. Тауэр легко мог сделать ее своей узницей.
В очередной раз Джейн заставила свою храбрую «хозяйку» пересечь знакомый до отвращения зал. Промокнула одни на двоих карие глаза, убедилась, что вид у «хозяйки» подавленный, однако такой, будто она собирает силы для заключительной слезоточивой сцены. Возможно, йомены уже на такую сцену настроились – не надо их разочаровывать.
Алебардщик околачивался не возле входа в камеру, а под дверью караулки.
– Мне дозволено войти еще раз, – сказала ему Джейн. – Чтобы попрощаться с супругом, – добавила она так скорбно, что йомен отвел взгляд и закашлялся.
– Не стану вам мешать, миледи.
– Благодарю вас, – шепнула Джейн и шагнула в пустую камеру.
Прислонилась к двери, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце Уинифред. От напряжения началась мигрень, а Джейн, как никогда, нужна была ясность мыслей.
«Давай! – мысленно приказывала она. – У тебя получится, Уин! Он уже на свободе. Он ждет тебя. Он жив. Наши с тобой мужчины живы. Оба!»
По приказу Джейн «хозяйка» несколько раз глубоко вдохнула. Постепенно головокружение унялось. Теперь голос будет звучать твердо.
«Вперед, Уини. Это наш финальный выход».
И Джейн начала разыгрывать сцену обмана, по дерзости превосходившую даже трюк с переодеванием. Она знала: все держится на силе внушения. Да еще на доверии к ней простоватых йоменов.
– Уильям, любовь моя, – срывающимся голосом заговорила Джейн. – Обними меня в последний раз!
Джейн изменила тембр и ответила за отсутствующего графа:
– Успокойся, родная. Не плачь. Я иду к Господу с чистой совестью.
В таком духе Джейн лицедействовала, перемещаясь по камере, а сама представляла, как Уильям садится в экипаж, как едет переулками. А может, они с мистером Миллсом уже идут пешком, пробираются сквозь тьму, холод и вонь, а пустой экипаж катит прочь. Джейн не представляла, куда поведет графа мистер Миллс; в любом случае чем темнее и грязнее будет убежище, тем лучше. Главное, чтобы оно было вне досягаемости короля.
Минут через пятнадцать Джейн бросила взгляд на темное лондонское небо и вспомнила, что должен прийти служитель со свечой. От этой мысли горло Уинифред сдавил спазм. Джейн определенно предоставила графу достаточно времени, чтобы удалиться от Тауэра на безопасное расстояние. Пора было удаляться самой. Дрожащим голосом пожелав Уильяму спокойной ночи, Джейн приоткрыла дверь.
– Мне пора уходить, любимый, – сказала она, оглядываясь на пустую камеру. – Похоже, моя служанка попала в беду. Петицию подать должна я сама, никому больше не могу это доверить! – Джейн улыбнулась. – Если лорд-комендант разрешит, я приду нынче еще раз. Если же нет – буду здесь с первыми лучами солнца. Ах, любовь моя, как я надеюсь принести завтра добрую весть!
Алебардщик стоял совсем рядом, правда, из деликатности повернувшись к двери спиной. Был еще один человек, судя по всему, прислужник. Он как раз подготавливал свечи – налаживал фитильки. Джейн предстояло изловчиться и опустить щеколду, которая крепилась на клочке бечевки. Маневр удался, щеколда опустилась беззвучно, угодила куда надо. Теперь ее можно поднять только изнутри.
– Любезный, – обратилась Джейн к прислужнику. Дрожь в голосе была совершенно натуральная. Оглянулись оба, прислужник и алебардщик. Прислужник поклонился.
– Да, миледи?
– Мой супруг сейчас молится. Он просил не беспокоить его до утра. Дорогу к Господу он отыщет и без свечей.
Прислужник оторопел.
– Его что ж, вовсе не тревожить, миледи? А как же вечерняя трапеза?
– Граф не голоден, – молвила Джейн, дрожа всем телом. – Он просит дать ему спокойно помолиться. В темноте.
Прислужник поклонился.
– Как прикажете, миледи.
Джейн взглянула на алебардщика, тот кивнул, шагнул к двери, преградил вход своим оружием: дескать, никого не пущу, миледи, будьте покойны.
– Благодарю вас обоих. Доброй ночи. Не спешите завтра войти к моему супругу, ибо я не теряю надежды подать прошение о помиловании. В последний раз.
Возле караулки Джейн поджидал Хью.
– Примите мои соболезнования, миледи.
Джейн сделала книксен. Хоть бы скорее выбраться отсюда!
– Дозвольте проводить вас, – продолжал Хью, и Джейн ничего не оставалось, кроме как согласиться. Хью пошел с нею не только до Лейтенантской квартиры, но и до самых ворот, где ждали экипажи, и помог усесться в один из них. Джейн стало жаль простака-йомена. Она надеялась, что ему не придется слишком жестоко расплачиваться за бегство графа.
У ворот она подняла взор на оконце камеры, как бы желая запечатлеть в памяти эту малость, и с чувством произнесла:
– Милый Хью, Господь наградит вас за вашу доброту!
Йомен поклонился.
– Трогай! – велел он вознице.
Лошади рванули с места. «Интересно, когда обнаружится исчезновение графа?» – подумала Джейн и поймала себя на странном желании – стать мухой, влететь в камеру и посмотреть на реакцию йоменов.
Глава 26
Хэппи-энды по душе всем без исключения; что касается Эллен, она вполне поверила: Уилл Максвелл непременно очнется. Стиснув руку его матери, Эллен шепнула:
– Ну вот, миссис Максвелл, мы его отключили от аппарата жизнеобеспечения. Ваш храбрый мальчик теперь все делает сам.
Действительно, больничная палата выглядела гораздо позитивнее. Из приборов оставались только монитор, фиксировавший пульс пациента, капельница и пакет, прикрепленный к койке. Новому человеку Уилл показался бы просто спящим. Он дышал глубоко и ровно, выражение лица было безмятежное, но с некоторых пор к безмятежности прибавилась сосредоточенность. Эллен знала такие лица, наблюдала у других пациентов. Приходящие в себя коматозники обычно выглядят так, будто уже вынырнули из небытия.
