Революция продолжилась за ужином. Несмотря на то что родители дымили, как пара горящих шин, они довольно сдержанно относились к алкоголю и держали несколько древних бутылок в садовом сарае, среди пауков. Херес — для пропитки бисквита, бренди — на случай шока. Алкоголь развязывал языки, снимал запреты, а запреты в этом доме были в большом почете. Когда стало ясно, что родители не собираются открывать бутылку, которую мы привезли с собой, и что она присоединится к миниатюрному виски и свернувшемуся «Адвокату» в конце сада, Конни громогласно заявила, что «выскочит на минутку прикупить еще вина», и вернулась с двумя бутылками и, как выяснилось позже, со шкаликом водки, спрятанным в пальто.
Хотелось бы мне сказать, что алкоголь разрядил обстановку. За ужином, под жирную свинину, разговор зашел об иммиграционной политике, поскольку, как известно, ничто так не объединяет людей, как тема иммигрантов. К этому моменту мы все успели выпить, особенно Конни и мой отец, и мать задала вопрос о смешении рас в Килбёрне по сравнению с Балхемом. Там по-прежнему больше ирландцев, чем выходцев из Западной Индии или Пакистана? Подразумевалось, наверное, что ирландцы в некотором отношении «не так плохи». Конни ответила в спокойном тоне, что в Килбёрне много диаспор, что часто люди путают жителей Пакистана и Бангладеш, а это все равно что путать Италию с Испанией, и что смешение рас придает Лондону особую прелесть. Но чувствует ли она себя в безопасности по ночам? — поинтересовался отец.
Описывать последующий спор, видимо, нет необходимости. В защиту родителей скажу, что их взгляды разделяют многие, но они выражали их с непомерным гневом, отец согнул палец и долбил им невидимое оконное стекло, приводя свои сомнительные аргументы, и вскоре Конни уже кричала: «Мой отчим — турок с Кипра, так что, ему следует вернуться домой? Мои сводные братья наполовину англичане, наполовину киприоты. А как насчет мамы, в ней намешана английская, ирландская и французская кровь, но она вышла замуж за иммигранта — ей тоже следует уехать?»
— А что, если нам поменять тему разговора? — предложил я.
— Нет, мы этого не станем делать! — с жаром заявила Конни. — Почему ты всегда хочешь поменять тему разговора?
И мы продолжили. Конни намекала — возможно, даже высказала это прямо, — что мои родители ни больше ни меньше как провинциальные изуверы. Родители же утверждали, что Конни «не живет в реальном мире», что она не ждет муниципального жилья с тремя ребятишками, что вряд ли она потеряет работу в своей шикарной галерее из-за того, что кто-то сошел с корабля, прибывшего из Польши.
— Из Польши не ходят корабли, — строптиво заявила Конни, — оттуда прилетают.
Наступила пауза, и мы все взглянули на наш остывший ужин.
— Ты ничего не говоришь, — обиженно произнесла мать.
— Что ж, я согласен с Конни, — сказал я.
Я почти всегда соглашался с Конни. Даже если бы Конни доказывала, что Луна полностью состоит из сыра, я бы и тогда с ней согласился. Отныне я собирался всегда становиться на ее сторону, мои родители поняли это и огорчились, как мне кажется. Но какой у меня был выбор? В любой битве ты принимаешь сторону тех, кого любишь. Просто так заведено.
84. Огромные наручные часы
Трое господ за завтраком были как на подбор здоровые и самоуверенные: голландец, американец и русский. Хорошо одетые, загорелые, не экономящие на представительских расходах, пахнущие одеколоном, из тех людей, кто позволяет другим людям себя брить, из тех людей, кого можно увидеть на палубе яхты. Огромные наручные часы говорили о том, что они принадлежат к другой породе, и наша компания из четверых по сравнению с ними казалась серенькой и скромненькой. Мы с Конни накануне плохо спали, Кэт и Алби вообще не сомкнули глаз и по-прежнему находились то ли под действием наркотиков, то ли алкоголя, то ли того и другого. Если от них несло пивом и спиртом, то от меня несло неодобрением. Между мной и Алби назревал серьезный разговор. Администрация отеля уже успела пожаловаться насчет вчерашней ночной вечеринки, и я ждал подходящего момента объявить, что, во-первых, не собираюсь оплачивать содержимое мини-бара, а во-вторых, меня отнюдь не радует, что мы пропустили бо́льшую часть нашего последнего утра в Амстердаме из-за похмелья. Итак, мы всемером сидели в мрачной подземной комнате для завтраков за столиками, слишком близко стоящими друг к другу, и поглощали резкий кофе с крауссанами, что продают в целлофановых обертках, пока бизнесмены вели громогласный разговор.
— Люди говорят о производственной цене, — рассуждал красивый американец, — и мы не глупые, мы видим этот фактор, но где же выгода, если мы остаемся с дерьмовым продуктом? — (Молодой, около тридцати, мускулистый парень с сизым подбородком, в сшитой на заказ рубашке.) — Наши теперешние производители, мы отсылаем им назад от десяти до пятнадцати процентов как брак или несоответствие норме.
— Ложная экономия, — кивнул голландец, чуть худощавее, не такой уверенный, больше похожий на помощника или посредника. Возможно, в городе проходила деловая конференция или какая-нибудь торговая ярмарка.
— Совершенно верно. Ложная экономия. Вы нам предлагаете, и мы за это ухватились, согласованность, эффективность, транспортные связи…
— Надежность… — добавил русский.
— Беспроигрышная ситуация, — сказал голландец, нахватавшийся деловых идиом для каждого случая.
Они продолжали в том же духе, а я попробовал вернуть наш разговор ко времени регистрации, хранению багажа, важности разумной упаковки. Вечером мы отправлялись в Мюнхен поездом, в спальном вагоне, затем через Альпы в Верону, Виченцу, Падую и Венецию — путешествие, казавшееся полным романтики, когда я заказывал билеты и отели, но превратившееся в чреватый опасностями путь.
Несмотря на все мои усилия, Алби и Кэт были заворожены мужчинами за правым столиком — они все время закатывали глаза, трясли головой, насмешливо прищелкивали языком от всех этих разговоров о сроках, размерах прибыли и брендах.
— Возьмем эту модель, — сказал американец, и через стол полетела глянцевая брошюра, достаточно близко от нас, чтобы мы могли ее разглядеть.
Брошюра иллюстрировала оружие, какую-то штурмовую винтовку, и это была лишь одна из многочисленных глянцевых книжечек среди кофейных чашек. Мы сидели достаточно близко, чтобы протянуть руку и схватить какую-нибудь, и на секунду мне показалось, что Алби так и сделает. Вот винтовка, любовно снятая крупным планом, а вот та же винтовка в разобранном виде, в бережных руках наемника. Я не эксперт по боевому оружию, но лично мне этот предмет показался абсурдным. Снабженный оптическим прицелом, запасными обоймами и съемным штыком-ножом, он выглядел как оружие, которое мог бы нарисовать подросток, — космическая винтовка. И действительно, последовало обсуждение сектора охоты и отдыха, аксессуаров, которые они докупят, технических новинок и штуковин. «Интересно, — подумал я, — они что, производители оружия?» И допил свой кофе.
— Что ж, Кэт, — сказал я, — к сожалению, пришла пора прощаться!
