— Отель? Ничего не понимаю, ты каждый вечер дома, ты всегда здесь! И когда ж ты…
— Это было днем. Две недели назад. Боже правый, Дуглас, неужели ты действительно ни о чем не догадывался? Неужели ты действительно не заметил никаких перемен?
Я не заметил. Возможно, я оказался не очень наблюдательным, или чересчур толстокожим, или излишне самодовольным. Мы занимались любовью не так часто, как прежде, что едва ли можно было считать необычным. Любимая шутка женатиков, разве нет? По идее, мы должны были пытаться зачать ребенка, но если у нас и пропал первоначальный запал, что в этом удивительного? И да, бывали моменты, когда она казалась слегка отрешенной, необщительной, рассеянной; иногда мы топтались возле кухонной раковины, точно сослуживцы за утренним чаем, иногда я засыпал под звук ее прерывистого дыхания, не удосужившись поинтересоваться, в чем дело. Но я много работал в те дни, чрезвычайно много, иногда даже по ночам, с целью закончить один проект и обеспечить финансирование следующего, ну и, кроме того, имелось бессчетное число претендентов на мое время и внимание.
И вот теперь она добилась моего внимания. Я не слишком темпераментный человек. Могу месяцами, годами не повышать голоса, и мне кажется, что люди ошибочно принимают это за мягкотелость. Но когда я действительно теряю самообладание… Подходящей аналогией будет разница между кинетической и потенциальной энергией, между спокойной рекой и потоком воды, готовым прорвать дамбу. Боже правый, даже страшно вспоминать тот ужасный уик-энд: и вопли, и слезы, и бессильные удары кулаком в стенку, и тоскливое рондо выяснения отношений. Почему она так поступила? Потому что любила его, да? Нет, нет, вовсе нет — и так до бесконечности, до поздней ночи. Соседи возмущались, но на сей раз не из-за танцев в неурочное время. На второй день шок и ярость немножко улеглись, и мы, спотыкаясь, блуждали по квартире, не вполне вменяемые и не слишком адекватные. Еще не привыкшие чувствовать себя несчастными, мы вышли из дому и направились вдоль Риджентс-канала. Почему она это сделала? Неужели она скучала? Да нет же, разве только иногда. Иногда ей хотелось, сказала она, почувствовать себя моложе, испытать что-то новенькое. Измениться. Тогда хочет ли она сохранить наш брак? Да, безусловно да! И хочет ли она по-прежнему детей? Да! Детей от меня? Да, больше всего на свете! Тогда зачем она?..
К вечеру воскресенья мы вконец обессилели. За эти два дня мы словно переболели тяжелым гриппом, и, полагаю, мы оба надеялись, что худшее теперь позади. И тем не менее, настояв на том, чтобы Конни ночевала в другом месте, я отправил ее к Фрэн, ведь так положено, да? Чемодан, ожидающее такси. Я не желал ни видеть, ни слышать ее, пока она не сделает выбора.
Но не успело такси отъехать, как мне безумно захотелось побежать за ним, чтобы помахать вслед. Меня вдруг обуял дикий страх, что, однажды отлученная от дома, она уже не вернется.
107. Телефонный звонок от Конни
— Я тебя разбудила?
— Немножко.
— А разве можно немножко разбудить?
— Я хочу сказать, что лишь слегка задремал. Ну, сама понимаешь, разница во времени.
— Всего один час, Дуглас! Прости, может, мне лучше не мешать тебе спать?
— Нет, нет, я хочу с тобой поговорить. — Подтянувшись на топкой кровати, я принял сидячее положение. Одиннадцать часов.
— Я знаю, что не следовало тебе звонить, но…
— Конни, новости есть?
— Никаких новостей. Похоже, ты его тоже пока не нашел.
— Нет, но обязательно найду.
— Дуглас, откуда ты знаешь?
— У меня есть свои методы.
— Я по-прежнему раз в день посылаю ему сообщения, — вздохнула она. — Ничего трагического. Просто «пожалуйста, позвони, мы скучаем по тебе». — Она произносила слова неестественно четко, значит уже успела принять на грудь; проверка на опьянение по голосу, типа того, как полицейский предлагает пройти по прямой. — Я сообщила ему, что мы оба в Англии. И ни словечка в ответ, Дуглас.
— Это вовсе не значит, будто с ним что-то случилось. Это значит, что он продолжает меня наказывать.
— Нас, Дуглас. Нас обоих.
— Ты ему ничего плохого не сделала. Причина во мне. — (Конни не стала спорить.) — Если он все же проявится, не говори ему, что я здесь. Спроси, где он сейчас, но не рассказывай, что я ищу его.
— Я проверила его имейл, а еще его аккаунт в «Фейсбуке». Ни слова.
— А разве их можно проверить? Мне казалось, что это сугубо личная информация.
— Ради бога, Дуглас! Я же его мать, — рассмеялась Конни.
— Ты сейчас где? — поинтересовался я.
— На диване. Пытаюсь читать.
— Кто-нибудь знает, что ты дома?
— Только соседи. Я залегла на дно. А как твой отель?
— Немного унылый, немного сырой. Помнишь тот старый аквариум, который Алби отказался чистить? Тут пахнет примерно так же. — Я буквально услышал, как она улыбнулась. — А матрас тебя просто засасывает.
— А что там за шум?
— Гостиничный бойлер. Ничего страшного, он шумит всякий раз, когда кто-нибудь включает кран.
— О, Дуглас, возвращайся домой.
— У меня все прекрасно, честное слово. — Короткая пауза. — А как там наш глупый пес?
— Он вовсе не глупый, просто у него сложный характер. И у него все отлично. Счастлив, что я вернулась.
— А как погода?
— Дождливая. А в Венеции?
— Жарко. Влажно.
— Забавно, но я могу представить Венецию только зимней.
— Да. Я тоже.
— Мне жаль, что я сейчас не там.
— А ты можешь сюда прилететь?
— Не уверена.
— Сегодня я нашел наше место. Где я сделал тебе предложение. Ты помнишь?
— Вроде припоминаю.
— Не то чтобы я специально его искал. Это не было паломничеством, просто оно оказалось по пути.
— Чудесно. Жаль, что меня не было с тобой.
— Да, мы могли бы возложить венок.
— Дуглас…
— Я шучу. Типа черный юмор. — Молчание. — Ты ведь не жалеешь, нет?
— О чем?
— О том, что сказала «да».
— Разве я действительно сказала «да»? Я в этом не уверена.
— Ну, со временем все же сказала. После того, как я взял тебя на измор.
— Да, все верно. И ни разу не пожалела. Но давай сегодня не будем об этом. Я просто позвонила сказать, что скучаю.
— Приятно слышать. А теперь мне пора спать.
— И знаешь что, Дуглас? Я очень ценю то, что ты делаешь. По-моему, твоя затея — чистой воды безумие… Но достойное восхищения. Я люблю тебя.
