На секунду мы замолчали.
— Надеюсь, комната не будет ходить ходуном, когда я лягу, — бросила она.
— Я тоже.
Еще одна секунда.
— Ну ладно!
— Ну ладно…
— Нам завтра обоим рано вставать. Пора на боковую.
— Печально, но факт.
Я открыл дверь, но Фрея не шелохнулась, и я снова закрыл дверь. Она рассмеялась, покачала головой и выпалила одним духом:
— Терпеть не могу использовать алкоголь в качестве предлога, но не уверена, что сказала бы это на трезвую голову, а потому, быть может, учитывая вашу ситуацию, вам, наверное, наплевать, но мне невыносимо думать о том, как вы там один, в этой крошечной комнатенке, и если желаете присоединиться ко мне сегодня вечером, в моем номере, естественно, без всяких там… амуров, совершенно не обязательно, просто для тепла — ну, не для тепла, сейчас слишком жарко для тепла, — для компании, вроде тихой гавани, тихой пристани — так говорят? Ладно, если вам кажется, что вы способны на это без лишних угрызений совести, то я буду просто счастлива.
— Да, — ответил я. — С удовольствием.
В общем, так мы и сделали.
124. Безумные ночи, безумные ночи
Что ж, это было ошибкой.
Несмотря на чисто физическое изнеможение, в ту ночь я практически не сомкнул глаз, хотя вовсе не из-за того, о чем вы могли бы подумать. Я не мог заснуть скорее из-за переизбытка кофеина, вина и шума в голове, а отнюдь не из-за вожделения. На самом деле уже через несколько минут Фрея мирно спала у меня на плече, дыша на меня алкоголем и зубной пастой незнакомой марки, и хотя она не храпела в прямом смысле этого слова, но тем не менее явственно посапывала, а в горле у нее что-то булькало и хрюкало. Смущение и желание соблюсти приличия вынудило нас остаться в футболках, вследствие чего нам сейчас было отчаянно жарко, а прикосновение даже тонкой хлопковой простыни к моим израненным ногам заставляло меня нервно дергаться и извиваться, и, по мере того как шло время, несомненные удовольствия прошлого вечера постепенно таяли, растворяясь в чувстве вины, дискомфорта и душевного непокоя. При всем желании невозможно было понять, как тот факт, что я лежу в данный момент рядом с практически незнакомой женщиной, придавленный тяжестью ее тела, может спасти мой брак; более того, я ни на секунду не забывал о том, что в кармане моих брюк, аккуратно сложенных на стуле, находится выключенный телефон. Интересно, звонила ли мне Конни? А вдруг появились какие-то новости? А вдруг я ей нужен? А что, если она сейчас тоже лежит без сна? Когда радиочасы с трех ночи перескочили на четыре, я окончательно простился с надеждой уснуть, высвободил плечо из-под головы Фреи и извлек телефон.
Свечение экрана мобильника в четыре утра куда более мощный стимулятор, нежели эспрессо, и через пару секунд я был в полной боевой готовности. Никаких сообщений, никаких текстов или имейлов. В поисках утешения, движимый сентиментальным желанием вновь увидеть оживленное, улыбающееся лицо сына, я подключился к видео, где они поют «Homeward Bound» на какой-то неизвестной венецианской площади. С выключенным звуком выступление понравилось мне еще больше, и я даже успел заметить их несколько глуповатый влюбленный вид, на что я раньше как-то не обратил внимания. «Может быть, лучше его отпустить», — сказала Фрея.
Невозможно. Я снова набрал кейт килгур, опробовал парочку тупиковых вариантов и наконец на сайте по обмену фотографиями нашел виртуальный, визуальный дневник ее путешествий. Вот Кейт и Алби, щека к щеке, стоят на мосту Риальто, надув губы и подставив лоб рыбьему глазу фотокамеры мобильника, в той позе, которая в наши дни уже стала стандартной. Вот достаточно унылое фото Алби, одетого в нечто черно-белое и тоже унылое, он позирует, прижавшись щекой к грифу гитары, внизу подпись: «Любовник и друг. Алби Петерсен», а еще ниже — комментарии фанов и друзей КК, явно не дружащих с пунктуацией: роскошно!!! осади назад сучка он мой, так держать, привези его в сидней, он хорошенький чертова девчонка да он красавчик. Моя родительская гордость боролась с некоторым изумлением от знакомства с этим дерзким новым миром, где нашел свое место Алби и где всему присваивались свои рейтинги, включая сексуальную привлекательность незнакомцев, и каждый непременно должен был высказать свое мнение. Никаких комплексов, никаких запретов. Я бы! — гласила одна из ремарок. Вот и все, просто я бы! И никаких тебе заумных разговоров и пьяных признаний шепотом, сделанных в траттории на задворках? Боже правый, подумал я, как же мне жить в этом мире, где люди свободно выражают то, что чувствуют?
А вот Алби в какой-то постели, его худосочное туловище выставлено на всеобщее обозрение, к нижней губе приклеена сигарета, как у французской кинозвезды, а далее комментарии, уже личного характера. Что ж, я вполне мог бы, не боясь разоблачения, добавить свою ремарку: ввернуть что-то типа «курить — это НЕ круто» или вставить снимок формата JPEG пораженного легкого, но я решил не останавливаться и продолжить просмотр, а потому пропустил фото с Кэт, спящей на железнодорожной платформе, и перешел к следующему, где она, стоя перед Пизанской башней, пыталась ее выровнять; я даже рассмеялся, чуть ли не в голос, — надо же, Алби таки поддался соблазну снять нечто подобное, — но неожиданно спохватился и подумал…
Пизанская башня. Это неправильно.
Пизанская башня не в Венеции. Она… Ну, она в Пизе.
Я посмотрел на дату на фотографии. Сегодня — вчера. Я обматерил чертову башню чертовой Пизы — и зажал рот рукой.
Тогда я вернулся к предыдущей фотографии — Кейт на железнодорожной платформе. На указателе над скамьей написано «Болонья». Подпись: Венеция, ты, блин, нас убиваешь. Слишком много туристов. Снова в путь!
На сей раз я выругался еще громче, в результате чего Фрея беспокойно заворочалась и что-то сонно пробормотала. На меня накатил приступ паники. Спокойствие, только спокойствие. Возможно, это была однодневная поездка! А где, собственно, находится Пиза? Путеводитель по Италии лежал на упакованном чемодане Фреи. Болонья располагалась как раз посредине нижней части голенища «итальянского сапога», а вот Пиза… В Тоскане? Я находился не только в неправильном городе, я находился на неправильном побережье.
Я вернулся к фотографиям Пизы: Алби, угрюмый и скучающий, на набережной Арно, голова неудобно лежит на футляре гитары. Алби не в духе. продолжай двигаться вперед и только вперед. иногда путешествие — это тяжело, блин. изматывает. необходимо место, где мы могли бы приклонить головы. Тогда возвращайся обратно в Рединг, глупый мальчишка! На следующем снимке, сделанном ночью, Алби спорит с carabinieri, на губах Алби играет насмешливая ухмылка, глаза офицера затеняет козырек фуражки. «Алби, это ведь полисмен! — буквально рвалось у меня из груди. — Не спорь с полицейским!» Согнаны с места фашистами — вот и все, что могла сказать Кейт по данному поводу. Интересно, что ждет меня на следующем фото? Алби, истекающий кровью после удара дубинкой? Нет, просто дворовая кошка, лакающая воду из крышечки бутылки. Спокойной ночи котеночек, — гласила подпись. — Завтра Сиена!
