Образование как проявление родительской любви
Культурные различия между Китаем и США особенно бросаются в глаза, когда речь заходит о воспитании. По мнению американцев, идеальные родители должны быть не слишком строгими и не слишком мягкими, в меру требовательными и в меру снисходительными; они устанавливают четкие рамки и обязательно принимают во внимание мнение и желания ребенка. Считается, что для типичной азиатской семьи характерен авторитарный стиль воспитания, когда ребенок чаще получает приказы, чем родительское тепло, не говоря уж о праве выбора. Детей в Азии с раннего возраста заставляют зубрить школьные предметы. Европейцы и американцы с их идеей всестороннего развития ребенка беспокоятся, что подобный узконаправленный подход может оказаться крайне вредным.
Вышеупомянутые расхождения обусловлены в том числе и различным пониманием родительской миссии. Рут Чао, профессор психологии Калифорнийского университета в Риверсайде, задалась вопросом, есть ли смысл применять традиционные термины («авторитарное» или «попустительское») применительно к воспитанию в Китае. Она сосредоточилась на главнейших для китайской воспитательной традиции понятиях гуань (обучение) и чуай чунь (любовь, забота).
Лишь с их учетом можно разобраться, почему авторитарный подход в случае с западными детьми ведет к снижению успеваемости, а в случае с китайскими дает противоположный эффект. Главное – оценивать оба подхода в контексте соответствующей культуры. Суть понятий гуань и чуай чунь в следующем: родители отвечают за то, чтобы ребенок хорошо учился. Именно учеба, по их мнению, способствует пресловутому всестороннему развитию. Занимаясь, дети культивируют в себе упорство, самостоятельность и стремление к постоянному самосовершенствованию, то есть качества, необходимые для движения вперед.
Американским родителям цена гуань может показаться чересчур высокой: нам кажется, что такой подход фактически лишает детей права на собственную жизнь. Дело в том, что в США и Европе авторитарный стиль воспитания ассоциируется с пуританскими принципами жесткой родительской власти и подавления воли ребенка, чего нет ни в китайской, ни в других азиатских культурах. В Поднебесной отношение к детям определяется конфуцианством с его принципами гармонии, заботы, обучения и наставления. Если взглянуть на родительский контроль с позиций гуань, становится ясно, что строгость в понимании китайцев – тоже проявление любви. Для них заботиться о ребенке означает всеми силами поддерживать его на пути к новым знаниям и умениям. В разных культурах родители по-разному выражают свою любовь; главное – как ее воспринимают сами дети. Если в данной культурной системе социальная иерархия способствует гармонизации отношений, а не подавлению и подчинению, ребенок прекрасно понимает, что, заботясь о его образовании, мама с папой в первую очередь заботятся о нем самом.
Шина Айенгар, ныне профессор психологии бизнеса, еще студенткой совместно с Марком Леппером, психологом из Стэнфордского университета, провела ряд исследований, в ходе которых наблюдала за детьми семи-девяти лет. Половина из них были азиатского происхождения и дома разговаривали на родном языке, половина – англо-американцами. Всем испытуемым вручили по шесть разных маркеров и по шесть головоломок. Детей поделили на несколько групп. В первой разрешили самим выбирать задания и маркеры для написания ответов. Во второй выбор оставили за учителем. Третьей группе сказали, что их мамы решали, какие выбрать головоломки и какие маркеры. Маленькие англо-американцы, имевшие возможность выбирать, работали усерднее и решили больше заданий. Если им говорили, что делать, мотивация и результативность резко снижались. А тот факт, что за них выбирала мама, детей и вовсе обескураживал. Что касается китайцев и японцев, то лучшие результаты показали именно испытуемые из третьей группы. Одна девочка даже попросила руководителя передать маме, что она сделала все, как та сказала.
Вовлеченность матери для азиатских детей служила мощным мотивирующим фактором, поскольку «отношения с мамой играют огромную роль в формировании их личности», – объясняет Айенгар. «То, что мама выбирала головоломку, не ущемляло их самости, как в случае с англо-американскими детьми», – добавляет она. Последние понимают самостоятельность иначе – для них это право действовать в соответствии с собственными предпочтениями. Они воспринимают себя отдельно от матери. В случае с азиатскими детьми родительский контроль не мешает здоровой самоидентификации. Если ты убежден, что цели твоей мамы являются логическим продолжением твоих собственных, ты будешь их выполнять не только для того, «чтобы ей было приятно».
Китайская школа-интернат, о которой говорилось выше, является элитным заведением, где учатся дети из провинции. Несмотря на напряженное расписание, ученики в дополнение к основным выбирают немало факультативных занятий. Побродив по кампусу со старшеклассниками Джесси, Стефани, Диккенсом и Дэвидом (китайские ребята любят брать английские имена), которые вызвались меня сопровождать, и пообщавшись с десятком преподавателей, я поняла, что эта школа – своего рода синтез Запада и Востока. Мне показали оборудованные всем необходимым художественные студии, тихую комнату для чайных церемоний, класс для занятий по труду, где сушились футболки с трафаретными принтами, дискуссионный клуб, студию робототехники, зрительный зал со сценой и музыкальный класс.
Жизнь школы подчинена строгому расписанию. В шесть утра – завтрак. Затем – уборка в комнатах. С 6:50 до 7:30 старшеклассники занимаются самостоятельно, а в 7:40 начинаются уроки: математика, китайский, английский, естественные науки, история, политология или география. Перемены по десять минут. В полдень – обед, после чего можно подремать или подготовиться к другим занятиям. Следующий большой перерыв будет с 16:30 до 18:00. В это время многие идут в бассейн, играют в бадминтон или настольный теннис или делают уроки. После ужина ученики опять занимаются, а потом ложатся спать. Правда, Джесси и Стефани со смехом признались, что нередко допоздна сидят и болтают, несмотря на то что в общежитии уже выключили свет.
Самым популярным в китайском классе обычно становится не шутник или спортсмен, а отличник. Ребята из средних и старших классов, с которыми мне довелось общаться, казались очень серьезными и собранными. Отчетливо ощущалось их желание учиться и готовность часами рассуждать о сложных вещах. Руководство школы организовало для меня встречу с учениками средних классов. Ребята в форменных синих футболках смущенно толпились у двери в аудиторию, не решаясь войти внутрь.
Постепенно они расслабились и засыпали меня вопросами, старательно выговаривая английские слова: Сколько учатся американские дети? А сколько учатся японцы? Им нравится учиться? Дети делились мечтами о будущем. Невысокий мальчик в очках признался, что хочет стать баскетболистом, и тут же добродушно рассмеялся, понимая всю комичность своего заявления. Одна девочка объявила, что раньше собиралась стать врачом, но теперь решила быть писательницей, как Джоан Роулинг. А папа сказал ей, что успешная учеба – залог интересной и насыщенной жизни.
Активнее всего участвовал в беседе серьезный четырнадцатилетний мальчик, которому не терпелось поговорить по-английски.
