— Угощайся, Фиалка, — предложила она.
Я так проголодалась, что легко могла бы умять все содержимое холодильника, но положила себе на тарелку в точности то же, что и Жасмин.
— Что будешь пить?
Жасмин деловито звякала бутылками на дверце холодильника. Вытащила одну, блеснувшую зелёным.
— Белое вино?
— Тебе разрешают пить вино?!
— Конечно, — сказала Жасмин. — Но я больше люблю красное. Давай лучше выпьем красного. Отнесём все ко мне в комнату и устроим там пикник.
Я отнесла тарелки, страшно нервничая по поводу вина. Дома меня и так ждут неприятности. А если ещё приду пьяная, меня вообще никогда не выпустят на улицу.
— А вот и я, — сказала Жасмин, входя в комнату с двумя полными до краёв фужерами из синего стекла. Сунула один мне в руку, мы чокнулись, и фужеры тихо звякнули. — За нас! — сказала она.
— Да, за нас, — подхватила я. Сделала глубокий вдох и отпила глоточек.
Жасмин расхохоталась. В бокалах был клюквенный морс.
Мы сидели при свечах, ели своё мини-угощение, пили морс и слушали Лизу. Под потолком были развешаны ёлочные гирлянды, уже стемнело, и они мигали красными, зелёными, синими, жёлтыми огоньками. У меня было такое чувство, будто я перенеслась в волшебную страну Каспера Грёзы.
Становилось все темнее и темнее, все позднее и позднее. Я подумала о маме, и сердце у меня глухо стукнуло. Скоро и папа придёт с работы. Если меня не будет дома, он отправит на розыски полицейскую машину.
— Жасмин, мне давно пора домой.
— Нет, подожди, не уходи, пожалуйста! Так весело! — сказала Жасмин. — Я хочу, чтобы ты послушала ещё другие диски… Или давай посмотрим мои рисунки. Ну пожалуйста, посиди ещё!
— Мне безумно хочется, — сказала я в отчаянии, — но сейчас, правда, очень поздно. Я знаю, это звучит убого, но моя мама будет волноваться. Ты же знаешь, какие они, мамы.
Жасмин скорчила гримаску, поджала мягкие губки.
— Не-а, моя мама не такая.
Она сказала это очень небрежно, но её голос прозвучал сипло, как будто она собиралась заплакать.
— Твоя мама никогда не беспокоится? — удивилась я.
— Да нет, беспокоится, конечно. Посмотрела бы ты на неё перед премьерой или перед каким-нибудь телевизионным шоу. К ней тогда и близко не подойти. И ещё она напридумывала себе уйму разных примет. Ей непременно нужно взять конкретную губную помаду и расставить в определённом порядке свою коллекцию стеклянных зверюшек, и ещё отпить три глоточка вина. Прямо сумасшедший дом какой-то! И даже не обязательно, чтобы у неё была главная роль. Она точно так же суетится, когда играет какую-нибудь там фею-крёстную в какой-нибудь дурацкой пантомиме или десятую подругу в мыльной опере. А ещё она постоянно беспокоится из-за своих несчастных волос, и хорошо ли её осветят во время спектакля, и насчёт инъекций от морщин, и не топорщатся ли складочки на животе, и хорошо ли лифчик подпирает грудь. Без конца долбит только о себе да о себе, и достаточно ли она стройная, и не заняться ли ей йогой или гимнастикой по системе пилатес? — Жасмин выплёвывала слова, стиснув кулаки. — Она все время беспокоится, только не обо мне! Вернее сказать, из-за меня она тоже беспокоится — ну, например, не слишком ли много внимания мне уделяет её новый приятель? Он такой мерзкий, терпеть его не могу, красит себе волосы под блондина и непрерывно выпендривается, неслыханный дебил, а Миранда по нему с ума сходит. Вот она и запихала меня в школу-интернат, с глаз долой, и даже не хотела слушать, когда я ей звонила и говорила, как мне там плохо. Слава богу, папа меня вызволил.
— А теперь тебе хорошо, с папой? — спросила я шёпотом.
— Ещё бы! С ним здорово. Папу я люблю. Он по-настоящему классный, совсем не похож на других пап. Никогда не ругается, не учит — делай то, не делай этого, и вроде ему нравится, что я с ним живу… Только он очень редко бывает дома. Он не виноват, такая уж у него работа. Он предлагал нанять для меня что-то вроде няни, но я категорически против. Мне и одной неплохо. Он ведь никогда не задерживается на всю ночь, хотя, случается, приходит домой только к полуночи. Иногда становится не по себе, когда сидишь тут совсем одна. Я знаю, это глупо, но… бывает чуточку страшновато.
Я обняла её. Длинные золотистые волосы рассыпались у меня по плечам, будто были и моими.
— Я бы тоже испугалась. Тут всякий испугался бы. А знаешь, я бы все на свете отдала, чтобы остаться с тобой, Жасмин…
— Но тебе надо идти.
— Может быть, в другой раз я смогу посидеть подольше. Даже остаться ночевать, — пообещала я, не помня себя. Я снова её обняла, и она крепко стиснула меня в ответ, прижалась изо всех сил.
— Мы ведь с тобой настоящие подруги, правда, Фиалочка?
— Конечно, правда.
— Самые лучшие подруги?
— Самые лучшие подруги, — подтвердила я.
Эти три слова вспыхнули у меня в мозгу, словно ёлочные фонарики Жасмин, рассыпая сверкающие разноцветные искры.
Дорогой К. Г.!
Интересно, как это — целыми днями рисовать свой волшебный мир. Наверное, феи и привидения так и порхают у Вас над головой? Так можно совсем оторваться от реальности.
А каково возвращаться в реальный мир?
Может быть, для Вас реальный мир тоже полон волшебства. Я знаю, Вы очень богатый. Интересно, какой у Вас теперь дом? Он похож на готический замок с Ваших рисунков? Вряд ли там обитают невидимые руки, которые приносят вино, подносы с фруктами, наливают ванну и подают красивые наряды — зато наверняка там есть обыкновенные слуги. И белокурая леди.
С любовью,
Фиалка
Из книги Каспера Грёзы «Чудовища и страшилища»
Людоед
Чудище, которое коварно подстерегает слабых и неосторожных и пожирает их.
ГЛАВА 7
— Обещай мне, что не будешь бояться, — сказала я, сжимая руку Жасмин.
Мы обнялись на прощание, а потом я побежала вниз по лестнице, прыгая через две и три ступеньки. Выскочила из подъезда и помчалась через парк, поскальзываясь на сырой траве, уворачиваясь от кустов и низко нависших веток. Я сама сейчас боялась, и ещё как!
Я никогда прежде не ходила по тёмному городу одна. Я бежала до самого дома, и когда наконец добежала, то почти совсем задохнулась. На крыльце горел свет. Папа стоял в дверях, скрестив руки на груди.
Я хотела проскочить мимо него.
Не тут-то было!
— Где вы были, юная леди, черт подери? — заорал он, схватил меня за руку и рывком втащил в прихожую.