Соседка Льва отошла в сторонку, и я отправила Ольге письмо с настоятельной просьбой связаться со мной по телефону Левченко, как только она освободится.
– Ну что, дверь готова, – объявил Володя. – Теть Наташ, принимайте работу.
– Надо же, как хорошо закрывается, – похвалила соседка. – Кира, а я ведь вас помню. Вы с Володей все время гуляли во дворе и собирали в его кепку шампиньоны.
Точно. Собирали. Низко опустив голову, мы бродили между деревьями по палисаднику и высматривали чуть приподнятые холмики земли, в которых белели шляпки шампиньонов. Их было очень интересно выкапывать специально отломанной для этого палочкой и класть прямо в Вовкину кепку. Грибы были все в земле, и белая подкладка кепки постепенно чернела. Добычу мы приносили бабушке Льва, и она говорила, что прямо сейчас пожарит нам грибочки на сливочном масле. Затем заглядывала в холодильник и охала – масло закончилось! Бабушка бежала в магазин и возвращалась с плотным пакетом, содержимое которого старательно от нас прятала. Но однажды мы все-таки увидели, что, помимо пачки масла, она приносит из магазина еще и лоток с покупными шампиньонами, которые нам и готовит. Ровненькими, беленькими и экологически чистыми. Не то что наши, собранные во дворе, где земля вряд ли пригодна для выращивания съедобных грибов. Я собиралась сказать Вовкиной бабушке, что врать нехорошо, но Лев попросил этого не делать. Он хотел, чтобы бабушка думала, будто мы ничего не знаем. Странные люди. Вроде бы обманывали друг друга, но при этом оба казались невероятно счастливыми.
– Кепка потом была вся грязная, но бабушка не ругалась, – улыбнулся Вовка, точно прочитав мои мысли.
– Кстати, как она? – встрепенулась бывшая соседка.
– Спасибо, хорошо. Я на той неделе звонил, у них все в порядке.
– А хочешь, Володь, позвони им с моего аппарата, – засуетилась женщина. – У меня безлимитный тариф, исходящие звонки бесплатные. И роуминг по всей России. Мне тоже интересно, как Кирочка поживает.
Левченко взял протянутый смартфон и набрал нужный номер.
– Ба, здравствуй, это я, – тепло проговорил он после непродолжительного молчания. – Я звоню с телефона тети Наташи. Заехал к ней на пару минут. Наталья Павловна передала Кирюшке целую сумку нарядов. Как там Кирочка? Да что ты? В реабилитационном центре так сказали? Хороший голос? В хоре поет? Конечно, хочу.
– Володь, ты включи громкую связь, – зашептала тетя Наташа, забирая аппарат у счастливо улыбающегося Володи и нажимая нужную клавишу. Из динамика смартфона полился хрустальный детский голосок, старательно выводящий:
– В юном месяце апреле, в старом парке тает снег
И веселые качели начинают свой разбег.
Позабыто все на свете, сердце замерло в груди,
Только небо, только ветер, только радость впереди!
Девочка пела, и внутри меня что-то обрывалось и падало. Песня закончилась, и Кира кокетливо спросила:
– Ну как, папуль?
– Потрясающе, Кирюшка! – искренне откликнулся Лев. И тут же тихо добавил: – Пока, малышка моя, я скоро к тебе вернусь с целой сумкой красивых платьишек от тети Наташи. Ты у меня самая любимая девочка. Помни об этом.
– Я помню, – тихо проговорила дочь Льва, поняв, что пришла пора прощаться. – И жду тебя. Очень-очень жду.
Тетя Наташа украдкой вытерла слезы, забрала умолкший аппарат и бодро проговорила:
– Как хорошо поет! Прямо талант! С Кирой что же, специально занимаются?
– Да, педагоги из реабилитационного центра для слабовидящих детей. Там работают удивительные люди, – скупо улыбнулся Вовка, и знакомые мне ямочки заиграли на его порозовевших щеках. – Денег из бюджета почти не выделяют, и они работают практически на голом энтузиазме.
– Я где-то читала, что таким деткам хорошо помогает общение с дельфинами, – подсказала соседка. – Кирочка с дельфинами не пробовала плавать?
– Ну что вы, теть Наташ, она даже на море никогда не была, – смутился Володя.
– Ну, ничего, еще побываете, – женщина обнадеживающе похлопала его по плечу и деловито спросила: – Чайку попьете? Я мигом вскипячу.
– Спасибо, нам нужно ехать, – оборвал знакомую приятель, глядя на мое озабоченное лицо.
Мы вышли из магазина и Лев, убирая пакет с детскими вещами в багажник машины, спросил:
– Куда теперь?
– На Красносельскую, – откликнулась я. – Я знаю, кто боготворит Бодлера.
* * *
Покинув Жанну, Шарль долго не продержался и в роскошных родительских апартаментах. В порыве раскаяния он снова поклялся исправиться, даже позволил записать себя в Национальную школу Хартий, где готовили архивистов. Однако жесткий устав, царивший в доме Опика, стеснял ему грудь, мешая дышать свободно, и Шарль, написав матушке прощальное письмо с просьбой не искать его, сбежал куда глаза глядят. Он поселился в меблированных комнатах и начал публиковать критические статьи в столичной прессе, встречаясь с самыми разными девицами. Но душою он все равно оставался с Жанной, рождающиеся под его пером статьи были пронизаны воспоминаниями о бывшей возлюбленной. «Есть люди, краснеющие, когда до них вдруг доходит, что их любимая глупа. Такие тщеславные, много о себе мнящие люди достойны питаться лишь непотребными колючками или общаться лишь с синими чулками. Глупость часто украшает привлекательную женщину. Именно она придает глазам мрачный отблеск темных омутов и маслянистую неподвижность тропических морей»
[8]
. Попутно Шарль готовил к выходу сборник стихов, хотя основные произведения главной книги его жизни еще не были закончены. Верный своим привычкам, Бодлер жил будущим. Стоило ему сложить несколько строк, как ему казалось, что стихотворение готово и доработать его – пара пустяков. На самом же деле работа над текстами велась кропотливая и долгая, день за днем отодвигая долгожданный триумф. Внезапно Шарль обнаружил, что у него есть духовный собрат. Однажды, прочитав рассказы Эдгара По, он был несказанно потрясен жестокостью сюжетов и отточенностью форм его новелл, а также дурной славой, которой был овеян их автор. Настоящий писатель и должен быть таким – больным, вызывающим недоумение у обывателей ну и, конечно же, пробуждающим отвращение своей бурной беспорядочной жизнью. Отныне Шарль каждое утро молился Богу, вместилищу всей сущей силы и справедливости, и трем своим заступникам – отцу Франсуа Бодлеру, няне Мариетте и Эдгару По. Как только Бодлер узнал, что в Париже проездом находится американец, который, по слухам, имел честь беседовать с его кумиром, он тут же отправился в гостиницу на бульвар Капуцинок, где остановился счастливчик, и потребовал свидания. Американец просил обождать, сказавшись занятым. Не дожидаясь, когда приезжий освободится, Шарль поднялся в номер и, не обращая внимания на башмачника, разложившего перед иностранцем кучу ботинок, Бодлер налетел на него с расспросами.
– Скажите, это правда? Вы говорили с самим Эдгаром По? – любопытствовал он, надменно взирая на то, как американский гость перебирает по очереди одну пару обуви за другой.
